— Мадлен решила, что я обязательно должна станцевать на предстоящей вечеринке. Мне это не нравиться, но спорить с ней бесполезно. — Продолжаю выдавать информацию.
— Как ты считаешь, моя племянница может возле шеста жопой крутить?
Он не повысил голос, и тон даже не злой… А у меня поджилки трясутся. Почему он так на меня действует? Дело в возрасте?
Я вдруг чувствую сильную слабость, колени подгибаются, комната и лицо босса начинают плыть перед глазами. Покачнувшись, машинально хватаю Островского за руку. И он подхватывает меня не дав упасть на пол. Меня ведет в его сторону и Алекс привлекает меня к груди. Его объятия такие крепкие и надежные, а он силен и устойчив как скала. Наверное, я и правда хотела бы быть его племянницей. Чувствовать заботу такого человека дорогого стоит. Сейчас я как выброшенная на берег песчинка. Мать решает свои проблемы, отчим из дома выгнал. И только Валеркина бабушка отнеслась по человечески. Но я бесконечно одинока. Иногда мне страшно, я ощущаю пронзительную пустоту. А в объятиях Островского тепло и спокойно.
Тепло? Спокойно? Очнись, Кира. Ты горишь, а в голове мелькают непристойные картинки. Какая нафиг племянница! Ты хочешь этого мужика так сильно, аж ноги сводит. Только вдохнула его запах, и повело. Беги скорее, смывайся подобру-поздорову. Пока окончательно не увязла.
И я отстраняюсь, испуганная силой чувств и непередаваемыми эмоциями, что охватили, стоило только Острому прикоснуться ко мне.
Вдруг приходит понимание, что совсем не готова к страстным, диким чувствам, нахлынувшим на меня. Которые вытеснили все, что было во мне рационального. Руки Островского гладят меня по спине и у меня вырывается стон, все тело содрогается от его прикосновений. Я одновременно и презираю себя за такую реакцию, и наслаждаюсь ею. Но сильнее всего страх. Как я могла допустить такое? Зачем позволила эмоциям взять верх над разумом?
— Ты дрожишь, Гроза? — хрипло произносит Алекс. И правда, дрожу. Дыхание учащенное. Не могу поднять на него глаза, отворачиваюсь стыдливо, но он ловит пальцами мой подбородок и вынуждает посмотреть на него. Краска приливает к лицу.
Губы у него были сухие и теплые. Мне нравится его целовать. Его ресницы опущены, руки скользят по низу спины сжимая, стискивая меня с такой чувственной страстью, что буквально задыхаюсь от изумления. Он целует меня с ошеломляющей жаждой, словно изголодавшийся зверь. Просовывает кончик языка между моими губами. Раскрываю губы и впускаю его язык внутрь. Сильные пальцы продолжают ласкать спину, обжигая даже через одежду. Он прижимает меня так крепко, что буквально расплющиваюсь о его грудь.
И мне настолько нравится происходящее, что забываю обо всем на свете. Внутри все дрожит и тает. Обвиваю шею Острого и отдаю поцелуй, вкладывая в него всю силу собственной страсти. Все тело охватывает сладкая боль. Вцепляюсь пальцами ему в предплечья, притягивая ближе к себе. А потом забываю обо всем, потому что он снова целует, и я отвечаю на поцелуи, вбирая в себя его язык и отдавая в ответ свой.
И тут внезапно Острый отталкивает меня. Отскакивает, точно от прокаженной, и уходит. Ни слова не сказав… А я стою, и дрожа смотрю ему в след. Что это было, черт возьми?
За что он так? Что хочет показать этим?
А чего ты хотела, Кира? Чтобы в любви признался, и сообщил что мымру свою бросает? Так бывает только в сказках про Золушку. Пусть ты немного похожа на этот персонаж… и все же не она. А главное — Островский уж точно не принц. Он, если честно, сволочь порядочная. Зачем начал? Зачем поцеловал?
В результате душ я принимала практически ледяной. То ли желая остудить разгоряченное тело, то ли наказывая себя за некрасивый поступок. Нельзя позволять несвободному мужчине целовать себя. Какой бы ни была Эльза. Да и не знаю я, какая она в душе. Может совсем неплохой человек…
Глава 11
К ледяному душу прибавилась скоростная гонка по ночному городу. Странно, что я не простудилась. Возможно, это могло пойти мне на пользу и избавить от множества проблем. Но крайне редко болею — хороший иммунитет.
Единственное что я приобрела от очередной непонятной стычки с Островским — бессонница. На следующий день меня на работу отвез Валерка. Потому что я чувствовала себя как развалина. Зарулив во двор, кого мы увидели первого? Конечно Островского под ручку с Эльзой! Которая не замедлила подскочить ко мне, с любопытством пытая, «кто это симпатичный парень», и что у нас за отношения. Валерка конечно заявил, что жених. На что Острый помрачнел, ну и я тоже. Смотрел теперь исподлобья. А вот Баранова явно повеселела. Иногда мне казалось, она прекрасно знает, что я никакая не племянница и просто ломает комедию.
* * *
Снимаю темные очки в кабинете Мадлен и разглядываю в зеркале темные круги под глазами.
— Что, горячая ночка? — спрашивает менеджер, хитро прищурившись. — Ох, завидую, деточка. Будь я помоложе…
— Чему завидуешь? — спрашиваю удивленно. Тому, что неважно себя чувствую? Опять бессонницей промучилась, наверное снотворное куплю…
— Ты мне давай, это… не болей. Скоро выступление. — заявляет Мадлен. — И запомни — секс, вот лучшее лекарство, — подмигивает игриво.
— Не волнуйся, даже полумертвая тебе станцую. — Отвечаю мрачно, опустив упоминание секса, делаю вид что не обратила внимания на данный совет.
— Ты мне живая и здоровая нужна. Рассказывай, что случилось.
— Ничего!
— А кое кто видел ваше ничего вчера вечером.
— Ты? Кто? — пугаюсь не на шутку. — Это вышло случайно…
— О чем ты, детка?
— А ты о чем?
— Я про Островского. Засекла его, когда наблюдал вчера за вашей с Алкой репетицией. Ухх, выглядел так, будто сожрать тебя хочет, и немедленно.
— Он… видел как я танцевала? — пищу. — Опять?
— Он тебя поедал глазами, милашка. Надо больше тела, юбочки покороче, а то влезла в свой спорт-стиль и не вылезаешь из него. На такое мужика не заманишь… А вот танцы на пилоне, да. Сдает шеф, чуточку дожать и можно брать тепленьким.
— Не собираюсь я его брать…
— Правильно. Он сам тебя возьмет.
— Нет! Мне это не нужно! Я не буду танцевать, слышишь!
— Ты мне это, не капризничай, — грозит пальцем, как непослушному ребенку. — Вы свои личные проблемы решайте в свободное от работы время.
— За что ты так не любишь Эльзу? Почему пихаешь меня к Островскому? Она ведь его невеста! Это неправильно!
— Да плевать мне на эту мымру крашеную. Я не верю в ее «любовь». И в его чувства к ней. Но на самом деле, я никогда не думала о их личных отношениях. Пока не появилась ты.
— Что же изменилось? Почему ты все время говоришь обо мне, о нем…? Нас ничего не связывает, кроме случайной встречи… Огромной ошибки, которой я стыжусь!
— Да мне по большому счету пофиг! А вот почему ты так на мои пихания реагируешь? Настолько нервно и в штыки? Ну не нравится он — посмеялись и забыли. А ты аж подпрыгиваешь. Я до тебя и с Алкой так общалась — она была им прям одержима одно время. Потом нашла мужика и все прошло. Спроси у нее, если не веришь. Ладно, давай лучше по делу. Я ведь не из любопытства за тобой наблюдала, в отличии от некоторых. Мне вот что кажется… музыку лучше поменять. Что-то ближе к стилю тридцатых взять. С чего тебе Менсон в голову взбрендил? — деловито высказывает Мадлен. — Предлагаю I Put A Spell On You, я вчера на сон грядущий наслушалась каверов. Даже у Менсона есть на эту песню. Но мне больше исполнение Annie Lennox нравится. Не слыхала?
