— Парик? Серьезно? — вопрошаю скептически, разглядывая длинные белые волосы в руках Мадлен. — Думаешь он меня в парике не узнает?
— Думаю там уже настолько все запущено… Он тебя даже в мешке с головой завернутую узнает… Но это даст нам возможность отмазаться. Он же аргументирует тем, что ты менеджер клуба, а значит тебе танец не по статусу. А мы никому не скажем, что это ты. Посетители тебя точно не узнают… постоянные я имею в виду.
— Я бы предпочла подчиниться приказы начальства.
— Не сомневаюсь. Но твое начальство — я, детка. Так что не капризничай. Примерь.
Следующий час Мадлен старательно расчесывала на моей голове белокурые локоны, и накладывала макияж. Постаралась она конечно от души. Взглянув в зеркало я сама себя не узнала. Огромные ресницы — чуть ли не выше бровей. Огромные глаза, макияж смоки, чернота и сверху, и снизу… Но — красиво. Только не я. Так ведь это наша цель, разве нет?
Остальные часы перед выступлением я провела в гримерке. Болтала с Аллой, еще раз проговаривая номер, первым идти должен под Леннокс, и его мы сделали парным. Получилось очень оригинально.
Но перед самым выходом на сцену меня снова охватила паника. Что я здесь делаю? Собираюсь танцевать перед незнакомыми людьми. Перед Островским, который категорически запретил это… Перед Эльзой. Мне очень страшно, в крови бурлит адреналин, сердце бьется бешено. Кажусь себе неуклюжим роботом. Ноги прилипли к полу,
руки повисли беспомощными плетьми.
— Давай, жжем, детка! — восклицает Алка и тянет меня на сцену.
Ее бодрый голос выводит меня из состояния ступора. А первые аккорды песни словно окутывают родным покрывалом. Это моя защита. Мелодия затягивает в свой эпицентр и уже не страшно. Есть только ритм, тело слепо подчиняется ему. Сейчас для меня нет никого в этом мире, кроме партнерши. Мы двигаемся гибко, слаженно, ритмично.
Со сбившимся дыханием после завершающих аккордов мелодии, под бурные аплодисменты, убегаем со сцены.
— Мы были неподражаемы, — заявляет Алла. Ее лицо раскраснелось, взглянув в зеркало, понимаю, что и я тоже. Только не сразу узнаю густо накрашенную блондинку с лихорадочно блестящими глазами.
— Он не узнал! — вопит Мадлен, влетая к нам в гримерку. — Представляешь!!! Даже и не смотрел можно сказать, весь танец ковырялся в телефоне. Нет, я все-таки гений!!
Видимо увидев длинные белые волосы Островский не счел танцовщиц достойными внимания… Получается, его только мои танцы волнуют? От этого теплеет на сердце. И в то же время мне грустно, что не смотрел… Я была хороша. Танцевала и представляла, что смотрит на меня… хочет меня… что ему нравится мое изгибающееся под музыку тело.
— Значит, можно повторить! — заявляет Мадлен радостно.
Ей удалось уговорить меня на парик и выступление лишь с условием, что это будет один танец, с Аллой. Никаких «Sweet dreams»… Но эта женщина ненасытна в своих амбициях и манипуляциях, мне следовало уже хорошо это запомнить. Когда ты ей уступаешь, она лишь делает еще шаг, никогда не останавливается на достигнутом.
— Мы же договаривались, — все же пытаюсь слабо протестовать.
— Ну Кирочка, ну пожа-алуйста, — включает режим «сладкой кошечки» Мадлен. — Ты будешь шикарным завершающим аккордом этой вечеринки!
Конечно, она уболтала меня. И как же я об этом пожалела!
Едва начинает играть «Sweet dreams» поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Островским. Его глаза буквально режут меня пополам. Танцевать, когда он вот так, буквально пожирает меня взглядом, невероятно сложно. Не знаю, каким чудом умудрилась не сбиться с ритма, не споткнулась, неуклюже растянувшись на сцене…
А самое паршивое — рядом с Алексом сидит Эльза, и наблюдает за моим танцем с явным неодобрением… Точнее, больше на Островского смотрит, что-то говорит, наклонившись к нему.
Песня почти подходит к концу, как и мое самообладание, и в этот момент на сцену залезает чрезмерно перевозбудившийся фанат эротических танцев, или просто перепивший мажор, в малиновом галстуке и наполовину расстегнутой белой рубашке.
Пристраивается ко мне, виляя бедрами. Хватает за талию, я отбиваюсь, стараясь продолжать хоть какое-то подобие движений, скачу от него по всей сцене… Но нахал не отстает, озираюсь в поисках охранника, и неожиданно, оступившись, лечу вниз со сцены… Невысоко, но голову разбить — запросто.
От падения меня спасают надежные крепкие объятия. Падаю в них и замираю, по запаху определив — это Островский.
Если до этого момента у меня еще была надежда что не узнал, что смотрит потому что интересен танец… в эту минуту понимаю — узнал. И очень зол.
— Вот же урод, ну я ему сейчас наваляю! — раздается рядом голос Мадлен. Нахожу ее глазами и понимаю, что она распалена не на шутку. — Такой танец, сволочь, испортил!
Тут Мадлен замечает взгляд шефа и тушуется.
— Босс, вы просто неподражаемо великолепны, — моментом переходит на елейный тон. — Как ловко нашу Сюзетт подхватили!
— Чего? — мрачно переспрашивает Острый, буравя подчиненную взглядом.
— Если бы не ваша несравненная ловкость, бедная Сюзи…
— Какая еще Сузи, перестань идиотничать! — рявкает Островский. Совсем страх и совесть потеряла. Я же запретил Грозу… и тут замечает подошедшую Эльзу. В смысле грозил тебе, что нельзя Дуньке на сцену.
— Это действительно неслыханно! — поддакивает моментально Эльза. — И видишь, что получилось? Если б не Алекс, Дуняша могла сильно пострадать…
— Я уже могу стоять самостоятельно, — вмешиваюсь в разговор. Островский все еще держит меня в объятиях, как ребенка… Но мне жутко неловко, рядом Эльза, да и все посетители клуба, образовав кружок вокруг нас, жадно разглядывают произошедшую на их глазах комедию… или трагедию… Для каждого участника этого водевиля — свой оттенок…
За спиной раздается шум — на сцене двое охранников скручивают не в меру ретивого танцора.
— Отпустите, сволочи! Я отцу пожалуюсь, гады! Да я реально танцами занимаюсь, я хотел как лучше! А эта дура пугливая… Да я чемпион города по зумбе!
— Может и правда отпустить лучше, — тут же «переобувается» Мадлен, для которой честь и работа клуба всегда на первом месте. Сюз… то есть Дуняша ведь не пострадала. У тебя ведь нет претензий, детка?
— Нет, — мотаю головой. — Пусть отпустят, только от меня подальше держится. Не люблю таких настырных.
Мадлен отправилась на сцену вызволять из лап охранников незадачливого танцора, Островский поставил меня на ноги, все еще окидывая мрачным взглядом мой наряд и парик.
— Неслыханно! — продолжает возмущаться Эльза. — Как эта курица посмела ослушаться тебя!
— Не вмешивайся, я сам с ней разберусь.
— Но Дуня…
— И с Дуней разберусь, — отрезает грубо и бросает на меня такой взгляд, что мурашками покрываюсь. — Смой немедленно этот жуткий макияж, сними парик, и я жду тебя, поговорить надо.
