— Кира, чего мрачная такая, голова болит? — весело встречает меня начальница.
Во дает, встала ни свет ни заря, выпила вчера раза в три больше меня, и на таком позитиве! Как это у нее получается?
— Да нет, ничего, все в порядке. — Пытаюсь ответить как можно беззаботнее. Но Мадлен не проведешь.
— Ага, то и вижу. Так и не позвонил?
— Нет…
— А телефон ты включила?
— Да, утром… пополнила баланс.
— Тогда прям даже и не знаю… На Алекса это не похоже.
— Так давно его знаешь?
— Можно сказать лет семь уже. Сталкивались по разным вопросам…
— Ну, в деловых вопросах он, возможно, совершенно другой…
— Не знаю что тебе сказать, милая. Просто подожди еще немного, не делай поспешных выводов.
— А ты сама с ним не разговаривала? — посещает меня вдруг подозрение. Неужели для Мадлен он нашел минутку, а для меня — нет? Наверное тогда это многое скажет о наших отношениях…
— Нет… Точнее, ладно, чего уж там скрывать, я ему набрала. По рабочему вопросу. Абонент недоступен. Не знаю чего там стряслось, первый раз на моей памяти его телефон не отвечает…
Слова начальницы заставляют меня еще сильнее занервничать. Что же могло произойти? Ну не убила же в конце концов Эльза его в порыве гнева или ревности? Признался ли он ей в том, что было между нами? Что жить меня к себе пригласил?
Хватит, Кира, приказываю сама себе. Сколько можно травить душу вопросами? Как будет так и будет…
Но работа не клеится, весь день хожу как в воду опущенная, а к вечеру меня ждет сюрприз — Нико, входящая в двери клуба.
— Мама, что ты здесь делаешь? — вопрошаю удивленно. Я ведь не говорила адреса новой работы…
— Ну и приветствие, — недовольно фыркает Николетта. — Ты не рада видеть мать? Это обидно, знаешь ли.
— Рада, привет мамуль, — обнимаю ее и целую в щеку. — Просто очень неожиданно, мы же на завтра договаривались… И как ты узнала где я работаю?
— Валера подсказал, — морщится мама.
Она терпеть не может моего бывшего, и раз к нему обратилась, значит дело серьезное…
— Он тебя на мотоцикле что ли привез?
Нико терпеть не может байки, но пару раз я ее подвозила, когда мама сильно опаздывала, правда ворчала она потом очень долго. Хотя я старалась ехать медленно и максимально аккуратно.
— Да, он…
— Странно, прическа ничуть не испортилась. — Мама любит делать высокие начесы а-ля восьмидесятые, и во время поездки такая прическа превращается в воронье гнездо. По ее словам, мне же кажется что и ДО она выглядит не лучше.
В общем, мама свела разговоры о Валере к нулю и начала с интересом оглядываться по сторонам.
— А этот, Островский, он здесь? — спрашивает с любопытством. Краснею, сама не знаю почему.
— Нет, его нет, он редко здесь появляется. Главная тут Мадлен, пойдем я вас познакомлю…
И в этот момент в дверях зала, где находимся с мамой, появляется Алекс собственной персоной.
Выглядит к слову сказать, Алекс необычно — лицо бледное, волосы взъерошены — словно не спал всю ночь. Оглядывает быстро зал, натыкается на нас с Нико и тут же решительно направляется в нашу сторону.
— Кира, привет, — произносит взволнованно. — Нам надо поговорить.
— Конечно, — пожимаю плечами, уже не ожидая ничего хорошего. Наверное помирился с мымрой своей и мучается угрызениями совести как мне об этом сказать… Таких случаев миллион описан, и в литературе и в кино. Смысл мне сейчас удивляться и расстраиваться — лучше встретить удар открыто и решительно.
— Я готова, пойдемте, — машинально перехожу на «вы». Но тут встревает Нико.
— Вы, я так понимаю и есть начальник Киры, — начинает она сладким голосом. — А я мама. Решила вот посмотреть где дочь работает, узнать, так сказать, все ли хорошо у нее.
Кажется, Островский побледнел еще больше, я же наоборот, чуть не расхохоталась.
— Здравствуйте, берет себя в руки Алекс. — Очень приятно.
— И мне… Хотя, признаюсь, работа дочери здесь для меня большой сюрприз, и не скажу что приятный. Пока не разобралась.
— Ваша дочь очень ценный сотрудник… — Мрачнея произносит Острый, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть, или ляпнуть что-то язвительное типа «огромное спасибо шеф, вы так добры шеф» и так далее.
— Это приятно слышать, — заявляет Нико, — но мне бы все же хотелось узнать другое… Каким образом мы с вами породнились, Александр? Почему вы называете мою дочь своей племянницей? Это, простите, весьма странно.
Казалось, бледнеть дальше Островскому просто некуда, но тем не менее. Он взъерошивает и без того торчащие в разные стороны волосы.
— Это долгая история.
— Я никуда не спешу.
— К сожалению, спешу я. Извините, я готов поговорить с вами обо всем обстоятельно, но позже. Сейчас мне очень важно переговорить с Кирой. Наедине.
— Вот как? — хмыкает мать. — Это очень интересно. По работе?
— Что? А, да. Очень важный вопрос.
— Ну что ж, на это мне нечего возразить, — с явным сожалением отвечает Нико. — Но я буду ждать обещанного разговора.
— Обязательно. Пойдем, Кира?
Пожимаю плечами. Весь этот фарс… Обидно, что мне сейчас как дуре-Золушке больше всего на свете хочется слов «Я люблю вашу дочь и прошу ее руки». Не говоря ни слова следую за Островским. Он направляется в кабинет Мадлен — оно и понятно, больше в клубе нет места, чтобы поговорить спокойно. Вот только что он мне скажет? Предчувствия этого разговора совсем не радужные…
— Нам надо поговорить с Кирой наедине, — начинает Острый с порога, отвлекая менеджера от ее важных дел. Мадлен ничего не отвечает, лишь кивает, встает из-за стола, и подмигнув мне, скрывается за дверью.
Я же подхожу к столу и сажусь на место подруги. Если меня сейчас жестко бросать будут — пусть хоть буду сидеть на месте начальника. Как строгая школьная директриса, а Острый — как провинившийся ученик пусть скромно топчется посреди кабинета.
— Слушаю вас, шеф, что сказать то хотели? — спрашиваю холодно.
— Кира, прости, понимаю, что злишься. — Начинает свою речь Островский. — Но у меня были причины, хотя оправдываться не хочу.
— Конечно, даже не сомневаюсь, что были… И поверь, я не жду от тебя оправданий. Скажи, что хотел и я пойду дальше заниматься своими делами.
— Так я и думал, — вздыхает Островский. — Мне очень жаль, не хотел тебя обижать, малыш. Вы, женщины, слишком сложные существа. Не позвонил тебе, не приехал. Ты уже чего только не надумала, я прав? Черт, я все понимаю, серьезно. Прошу у тебя прощения. Но я был слишком занят.
