Короче и подруге не удалось меня вразумить. Когда время близилось к вечеру, вот-вот должна была начаться шоу-программа, выяснилось, что одна из девушек заболела. Слезно жаловалась в трубку на температуру под сорок.
— Ну вот, — выдала запыхавшаяся Мадлен, вбежавшая в гримерку, где я болтала с остальными танцовщицами. — Ты можно сказать, нарвалась, деточка. Раз пришла и отстаивала право работать, может и Машку сегодня заменишь?
Ее слова ошарашивают. Мне сейчас вот точно не улыбается на шесте крутиться… Алексу это явно не понравится, плюс и так почти поругались утром… Но чертенок внутри не дает отказаться, тем более слова подруги — как вызов.
Глава 16
— Да запросто, — отвечаю уверенным голосом, стараясь, чтобы не дрожал.
— У Машки номер под Верку Сердючку, — ехидно замечает Мадлен. Так, ясно. Она точно меня проверяет и на самом деле не намерена выпускать на сцену. Ну а мне наоборот, точно шлея под хвост попала. Хочу доказать, что не инвалид и не больная. Не нужно трястись надо мной!
— Можно включить «Sweet dreams», — отвечаю деловито. — Вроде ничего тогда номер получился…
— У Машки костюм — короткая юбка и белый боа. Ты точно так выйдешь?
— Нет, еще майку надену. Возьму у кого-нибудь из девочек.
Мадлен, увидев мою упертость, сдалась. Майку отыскать не удалось, нашелся черный кожаный корсет, и девочки стали хихикать и шутить, что мне только плетки не хватает. Я же от всей души надеялась и молилась про себя, что Алекс сегодня в клуб не заглянет. Он утром буркнул что-то про важное совещание…
Но не того я боялась. Островский позвонил и разговаривал как ни в чем не бывало, словно не было утренних разногласий, спросил во сколько заканчиваю и сказал что постарается успеть к этому времени. Главное — к этому часу я уже станцую.
И вот я снова на пилоне, чувствую небольшое головокружение, но стоит заиграть мелодии — меня как обычно уносит в другой мир. Просто двигаюсь под музыку, позабыв о проблемах и нерешенных вопросах. Не думаю ни про туманное завтра, ни про недавние события. Как вдруг замечаю в толпе зрителей… Валерку. Смотрит не отрываясь на меня и хмурит брови. На последних аккордах танца наши взгляды снова встречаются, и он кивает в сторону, вызывая меня на разговор. Тяжело вздохнув, спрыгиваю со сцены и направляюсь к бывшему.
— Привет, Валер. Ну что еще? Не все вещи от тебя забрала?
— А что, других вопросов между нами быть не может? — обиженно отвечает парень. — Все, с концами в своем старпере погрязла?
— Он не старпер, а шикарный мужчина. Зачем ты так? Он тебе ничего плохого не сделал…
— Ага, только девушку мою увел.
— Что ты несешь, мы давно расстались!
— Я хотел вернуть тебя… Нам ведь хорошо вместе было. Зачем ты так, Гроза? Чем он тебя взял?
— Да неважно чем! Главное, даже не будь его, я бы к тебе не вернулась!
— Я тебе не верю!
— А мне плевать, веришь или нет!
— Как можно быть с мужиком, который заставляет тебя одеваться как шлюху и танцевать возле шеста? — орет разъяренный Валерка.
— И правда, как? — раздается за моей спиной вкрадчивый голос Островского.
И тут понимаю значение выражения «не держат ноги». Реально, пол под ногами закачался. Тем более что стоило оторвать взгляд от Алекса, как увидела Нико и Мадлен, пробирающихся сквозь толпу в нашу сторону. Все тело охватила слабость. Предчувствие сцены, как в водевиле.
«Не хочу…» — простонало подсознание.
Но толку от моих желаний. Стою как провинившаяся школьница перед учителем: щеки горят от стыда, руки сцепила в замок, голова опущена… и не знаю что сказать. Островский тоже молчит, помогать мне явно не собирается. Как и Валерка — тоже словно в рот воды набрал. Странное молчание нарушает Мадлен. В своей обычной слегка экспрессивной манере она подлетает ко мне, заключает в объятия:
— Дорогая, ты была великолепна, и снова спасла нас!
— Она была отвратительна, — бурчит под нос Валерик.
— А вы кто простите молодой человек будете? — взвивается Мадлен. — Эксперт по танцам? Ну надо же как нашему заведению повезло?
— Никакой он не эксперт, — подает голос Нико. — А обиженный мальчик, которому отказали. Дочь моя… покоя ему не дает, хоть давно расстались. Пора бы уже отвалить, Валера, и не позориться!
— Позорится как раз-таки ваша дочь, — не остается в долгу бывший.
Делаю шаг назад. Потом еще один и еще. Смотрю — Алекс делает то же самое. Он хоть и рассержен — но не вмешивается в разгорающийся скандал. Оказавшись у выхода из клуба, протягиваю руку и касаюсь предплечья Островского.
— Прости пожалуйста. Не знаю, зачем я это сделала. Упрямство взяло верх. Но я не хотела обидеть тебя!
— Знаю. Я не рассердился. Скорее меня немного напрягло присутствие Валеры. Сколько еще он будет тенью маячить над тобой. Мне это надоело, серьезно. Почему он не понимает слова нет?
— Откуда же я знаю! — восклицаю с отчаянием. Шмыгаю носом, словно собираюсь заплакать, опускаю голову… И тут чувствую сильные мужские руки, железные объятия. Тепло и уют, одурманивающий мускусный запах мужчины… любимого и родного.
— Поехали домой, — тихо говорит Алекс.
Всю дорогу молчим. И это такое многозначительное, и в то же время родное, уютное молчание, что комок подступает к горлу.
Оказавшись в квартире, поворачиваюсь к любимому мужчине и с губ снова срывается:
— Прости…
— Что ты, детка. Это ты извини, что давил на тебя.
— Ты не давил… точнее… я не знаю. Я расстроилась, что не прикасаешься ко мне. Начала думать, что может тебе и не хочется.
— Ненормальная, — произносит с дрожью в голосе.
— И сцену ты не закатил, — вздыхаю, расстроенно. — Мог бы и врезать Валерке, он заслужил…
— Сдержался, хоть и с трудом, — признается Алекс. — Только не пойму, чем ты недовольна? Хотела, чтоб морду ему набил? Может, специально спектакль с танцем устроила? Не банально ли? И не скучно повторяться?
— Не специально, — вздыхаю. — Не думала что придешь, сказал же — допоздна работать будешь…
— Ладно, иди ко мне…
Вот он, властный голос от которого у меня дрожат колени, и все внутри в желе превращается. Островский оказался еще круче чем я о нем думала. Не в его стиле устраивать сцену ревности, или что-то вызнавать, допытываться. Спокоен как удав — а я наоборот, вся трепещу. Как же хочу его… До одури, до покалывания в пальцах.
Тем временем рука Алекса скользит в вырез «молнии» у меня на спине. Черный лаковый корсаж падает на пол. А я не могу пошевелиться — перевожу взгляд с волевого подбородка с чуть обозначенной щетиной на чувственный изгиб губ, любуюсь четкой линией скул, прямым носом, серыми глазами…
