- По вашему вопросу принято положительное решение.
Я довольно улыбнулась.
Ну да, небось решили так. Нашлась дура - пусть сама и разбирается. Но меня-то этот подход устраивает, а кто тут глупее, еще будем посмотреть.
- Благодарю вас за радостные известия, Сидор Аполлонович, - я расцвела улыбкой, не забыв ненароком отряхнуть пальцы от приставшей к ним грязи.
Секретарь понял все правильно и ответил мне улыбкой заговорщика. Плохо ли?
Ничего не сделал, а деньги получил?
- Думаю, завтра уже можно будет забрать документы.
Вот уж воистину: больше смазки - выше скорость. Тут главное на повороте не навернуться.
- Завтра... к вам, ваше благородие?
- Сначала ко мне, потом к Павлу Модестовичу. Я вас провожу.
- Благодарю вас, Сидор Аполлонович. От всей души.
Конверт с еще тремя десятками скользнул под бумаги. Чиновник расплылся в улыбке.
- Между нами говоря, сударыня, его высокопревосходительство господин Храмов весьма заинтересовался.
Я изобразила живейший интерес. Да и изображать не пришлось, и так было интересно.
- Разрешил землю подешевле продать даже...
Я кивнула.
Тут тоже понятно.
Так-то земля, конечно, дороже. Но многое зависит от репутации, местонахождения и прочего. Участок рядом со столицей - там за десятину можно и пару тысяч рублей заплатить. Но то ж столица!
В городе оно и еще дороже будет. А здесь-то Сибирь, земля неплодородная, да и проклятая к тому же. Вдалеке от столицы максимум, что ты получишь - это сто рублей за десятину.
Максимум.
При условии, что это будет суперухоженный чернозем. За которым поколениями ухаживали.
А тут...
Но подтекст я расшифровала.
Вот почему меня на вечер пригласили, надо полагать, там и генерал-губернатор будет. Ох...
Сама-то я справлюсь, а вот как Аришка? Надо будет ей несколько раз объяснить правила и даже порепетировать. Хотя...
Она мещанка, даже если лопухнется где-то, ее поймут. И я сейчас мещанка.
Ладно, прорвемся.
- Я смогу... лично поблагодарить Петра Модестовича?
- Да, сударыня. Я думаю, завтра с утра...
Мы раскланялись, еще раз обменялись любезностями, и я попрощалась. К немалому удовольствию чиновника, которому не терпелось остаться наедине со взяткой.
Века уходят безвозвратно, но взятки носятся всегда...
Ах, эта сила классики в приложении к нашей современности.
***
Дома...
Дома было весело.
- Ёжь твою рожь!
А что я еще могла сказать? Оцените картину.
Маман, в платье потрясающего, реально протрясающего воображение оранжево-персикового цвета, сидит за столом и горько рыдает.
Прическа ее полностью соответствует цвету платья. Не знаю, сколько извели хны, чтобы этого добиться, но эффект... убийственный. То ли бешеный апельсин, то ли ошизелая морковь, то ли тыква-шизофреник...
Хотя нет. Овощи в природе такого цвета не приобретают. Это чернобыльские овощи, не иначе.
Куафер уложил кудельки в какое-то подобие башни, но с одной стороны башню круто растрепали. И глаз мамаше подбили.
- Откуда дровишки? - не удержалась я.
Мамаша взвыла втрое жалобнее, но куда там! Сочувствия у меня отродясь не было, а вот любопытство...
Маман с утра отправилась по делам.
В цирюльню.
Там ее покрасили, завили и элегантно уложили.
В магазин готового платья. Подобрала себе платье и шаль... шаль валялась неподалеку. Черная, да. Но с такими вырвиглазными розами ядовито-розового цвета, что это уже не имело никакого значения. На любом фоне были бы видны только розы.
А потом...
Есть пределы людскому кретинизму?
Таки нет, как говорят у Одессе. Таки - нет.
Маман отправилась попрощаться с Карпушей!
Я подумала, что ослышалась. Поковыряла в ухе, но - нет. Так все и обстояло.
Маман отправилась прощаться с любовником.
- Не чужие ведь люди, - всхлипывала идиотка.
Это - да, не чужие. Жаль, что об этом еще и жена Карпушина знала. С порога вцепилась мамаше в волосы, подбила глаз и пинками прогнала со двора.
Платье порвала, прическу растрепала...
Маман уже успела дойти до околотка, но почему-то у нее отказались брать жалобу. Вы, дамочка, сами все понимаете, женщина мужа потеряла, женщина в истерике, в состоянии этого... эффекта!
Одним словом, иди-ка ты, мадама...
Жалобу не примем, привлекать никого не будем, свали, откуда пришла.
Точка.
Маман свалила домой и последние три часа оплакивала прическу, глаз, платье и Карпа.
Я развела руками.
- Матушка, ну куда ж вас с такой блямбой под глазом? Пусть сначала пройдет...
А если мне повезет, там тебе и второй подобьют для симметрии!
Этого я уже вслух не сказала. Но...
Слов у меня не было. Одни эмоции.
А еще вопрос.
Нельзя ли мамочку куда-нибудь того-с, пока она мне всю малину не перегадила? Но куда?
В монастырь?
Я бы и не против, но монашек жалко. У них жизнь должна быть подвижническая, а не мученическая. Да и введу я их в грех. Ее ж через неделю всем монастырем закопают... на грядке с морковью.
- Нет у нас ничего к глазу приложить?
- Не-ету...
- Ну, вы бы к фельдшеру сходили. Вдруг у него что полезное найдется?
Мамаша вылетела за дверь.
Мне оставалось только вздохнуть.
Интересно, как с ней дети-то выжили? Не иначе, чудо Божье.
***
Синяк, увы, не прошел. Наоборот, стал еще более ярким, броским, отчетливым. Фельдшер не поленился лично проводить мать до дома, заверил меня в своем почтении, и посочувствовал.
Мол, никак-с.
Вот, если б сразу, другой вопрос. А сейчас уже сделать ничего нельзя, все налилось...
Это верно, такой лиловой блямбы я давно не видела.
Чудесный оттенок... неделя? Да?
Не меньше?
О, как замечательно!
Так, мирно и спокойно, под рыдания и страдания, проходил вечер. Пока Аришка не проговорилась. Про благотворительный бал, конечно.
