— Это ваше право, — спокойно произнес Гаврила Иванович, хотя желваки исполнили танец с саблями. — Могу я поинтересоваться причиной отказа?
— Личные мотивы. Все, что вас интересует, я готова рассказать, но не хочу, чтобы кто-то лез в мою голову.
— Понимаю. И, насколько понимаю, вы не хотите, чтобы лезли не в голову, а в душу. Возражение принято, просьба снимается. — Гаврила Иванович обратился к Андрею: — Ложитесь в восстановитель.
Го-гра Андрея исчезла. Координатор вновь повернулся к Милице:
— Что вам говорит слово «смыжи»?
— Ничего. А я должна знать?
— Возможно. Напрягите память. «СмЫжи» или «смыжИ».
— Что это?
— Разве никто ни разу не упоминал, и оно не фигурировало в планах и отчетах?
— Никогда. Так что же это за «смыжи»? — с любопытством повторила Милица.
— Есть шанс, что это ниточка к пониманию случившегося. Вы не против, если мы проверим вашу память на наличие этого слова?
— Разрешаю сканирование всего, что связано с работой и этим словом. Такое согласие вас устроит?
— Вполне.
— Значит, смыжи… или Смыжи — с большой буквы?.. очень важны для вас. — Милица посмотрела координатору-чрезвычайщику в глаза. — Что же это или кто?
Глава 7
Гаврила Иванович
Дрогович, Сальер, Сигал
— Что же это или кто? — спросила Милица перед сканированием.
«Я бы тоже хотел знать».
Ничего не оставалось, как принять чужое мнение. Поступай с ближним так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Главное правило. С первых дней жизни воспитание строится на этом базисе. Раньше заповедей было несколько, они и сейчас действовали: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй… Все они, как и безумное количество расплодившихся человеческих законов, в конце концов сменились одной. Зачем уточнять и расшифровывать всеобъемлющее? Относись к ближнему как к себе — этим сказано все.
Если бы Гаврила Иванович не собирался о чем-то рассказывать, он тоже не стал бы лгать, он отказался бы говорить. Поэтому он спокойно принял решение Милицы. Решение оказалось неожиданным и вызвало лишние подозрения, но его стоило уважать.
Что скрывает Милица? Спросим по-другому: что пытается скрыть? Провели анализ имевшихся записей, и вместе с ответами на заданные коллегам наводящие вопросы они подтвердили догадку, что появилась после просмотра личных параметров. Как правило, нервное напряжение возникало у Милицы при вопросах о Зайцеве.
Гаврила Иванович рассказал ей об исчезновении профессора. Реакция объяснила все.
Бедная девочка. Отказ от сканирования — не от виновности в чем-то. Это было защитой от вмешательства в личную жизнь. Девушка страдает. И ничего не поделать. Смысл первой любви — в отвлечении сознания; для влюбленного не существует мужчин и женщин или парней и девушек именно в половом смысле, мир становится бесполым, бывшие мужчины и женщины отныне делятся на две другие половины: любимый человек и остальные. Когда сердце занято, нет мыслей о том, как бы побыстрее удовлетворить низменные позывы, первая любовь не дает гормонам бросаться на первого встречного. Чаще всего она проходит, оставив яркие воспоминания, а у кого-то длится всю жизнь. Но если не повезло — здесь поможет лишь время.
Разрешенное Милицей частичное сканирование ничего не дало. Так же впустую прошло копание в мозгах Андрея Сигала и других бывших сотрудников.
Сколько времени он смотрит на застывшие перед глазами данные, уже изученные, проанализированные и давным-давно усвоенные? Задумался и забыл стереть. И вечная рука у носа. Ну, раз уж все равно здесь… Гаврила Иванович подкрутил усы и перевел взгляд в окно.
Свинцовые волны вспухали белой пеной, дурным голосом орали чайки и кидались на всплывавшую к солнцу мелкую рыбешку. С моря несло йодом и озоном. Пока дети не разлетелись в собственную жизнь, они купались здесь, перед домом, каждый день, в снег и в дождь, в волнах и, в долгую полярную ночь, в полынье.
Гаврила Иванович вновь поправил и без того закрученные усы. Когда он купался последний раз? Вот-вот, сразу встал взрослый вопрос: «Зачем?»
Бросить бы все и, как в детстве, нырнуть с переворотом в ледяную воду…
Мысли убегали от главного: что делать с наследством Зайцева? Резать и жечь? Научно-технический блок просит ждать. Чего? А если окажется поздно?
Вспыхнул сигнал вызова от дежурного оператора.
— С вами хочет поговорить бывший заместитель Зайцева. Показания уже взяты, ничего ценного из них, как и из последующего сканирования, мы не узнали. Но он просит личного разговора.
— Тема?
— Просто поговорить.
— Соединяйте.
Перед глазами появился сидевший в резном деревянном кресле старик — спокойный, неторопливый, с веселым прищуром. Седая прядь падала на глаза, это делало лицо хитрым, а прячущийся взор — плутовским и несколько шаловливым. Возраст не выдавали ни осанка, ни морщины — в новое время гладкая кожа и образцовая фигура сохранялись до последних дней. Только взгляд — не яркий, влажный и горячий, как у молодежи, а рассеянно-тусклый и одновременно проницательный взгляд пожившего человека говорил, что его обладателю пришлось пережить больше, чем многие могут представить. Седина, как и у Гаврилы Ивановича, оставалась в качестве естественного природного украшения, одежду составлял знакомый лишь по историческим хроникам костюм-тройка из голубой рубашки с красным галстуком, синих брюк, застегнутого жилета и расстегнутого пиджака с отворотами. Пришлось даже проверить, не подводит ли память: точно ли столько предметов называется тройкой? Проверил. Точно. Пять равно трем, и это не считая обуви. Однако, странно считали в прошлом.
Возраст собеседника внушал уважение. Сто тридцать. Появился на свет в далеком позапрошлом веке, из-за чего год рождения приходится вписывать без сокращений, все четыре знака. Не так давно в этом возрасте люди уходили на пенсию, пока само понятие «пенсионер» не отменили за ненадобностью. Действительно, зачем платить человеку, чтобы он не работал, когда он сам заплатит сколько угодно за возможность работать? Денег на активную жизнь хватало с избытком, и редкие любители ничегонеделания скучали в одиночестве, пока не находили затягивающего увлечения или нового приложения сил.
Вопреки установившейся норме общения задний фон собеседник не отключил. То ли бравировал годами, до которых другим жить да жить, то ли остался верен старым нормам, что действовали в начале эры трехмерной связи, то ли просто забыл отключить. В таком возрасте, говорят, это уже случается. За спиной на ровной стене висел шерстяной ковер в красно-зеленых узорах, с потолка свисала старинная светодиодная люстра — после внедрения флюоресценции такие можно увидеть только в музеях.
Справа от лица Гаврила Иванович вывел досье.
Кузьма Артемонович Сальер. Еще букву добавить — и получай главного подозреваемого в устранении молодого конкурента. История, как говорят, повторяется. «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
