Слева виднелись проемы главной и пожарной лестниц, пожарную перекрывала прозрачная завеса с предупреждением, что проход затруднен и что лестница открывается в исключительных случаях. Сложившаяся ситуация для автоматики таковой не являлась, на раздавшийся шепотом приказ Милицы, решившей это проверить, завеса не отреагировала, и вертикальный лаз остался вне доступа.
Впереди темнели кабинки лифтов, но Андрей предпочел не рисковать. Ноги ступили на главную лестницу. Стоило бы затребовать освещение, хотя бы минимальное, но Андрей вновь не рискнул — по той же причине, по которой не воспользовался уличным. Так ребенок прячется под одеялом в уверенности, что уж теперь-то его ни капельки не видно.
Лестница навевала мысли об одиночестве, здесь всегда царили тишина, темнота и пустота. Пешим восхождением в здании пользовались редко, обычно сотрудники поднимались на лифтах, а если прилетали на птериках, то высаживались на крыше.
От следовавшей позади Милицы донесся шепот:
— Ты как-нибудь замешан в этом?
В чем «этом» пояснять не требовалось.
— Нет.
Андрей не успел ни спросить, откуда взялось такое подозрение, ни поинтересоваться ответно.
— А твои родственники?
— Нет, и не могли, — отрезал он. Вопрос заставил мысли взбурлить. — Почему ты спрашиваешь?
Видно, что причина есть, и она не дает Милице покоя.
Тихо донеслось:
— Я виновата перед тобой.
Андрей вздрогнул, ноги запнулись о ступеньку. Ткнувшаяся в его спину Милица ощутила это и возмущенно прошипела:
— К случившемуся я непричастна, как тебе такое в голову пришло?!
— Ты отказалась от сканирования…
— Глупости. Я скрывала тайну, она касалась другого человека. Позже сканирование провели, но выборочное. Будь я замешана, это бы обнаружилось. И меня бы не послали с тобой.
— Твой довод работает и в обратную сторону — меня послали с тобой, так почему же ты подумала на меня?
— Из-за твоих родителей. В прошлом году из-за них в экономическом блоке случились проблемы, я узнала это из разговора Раисы Прохоровны, когда случайно оказалась рядом. Мне показалось, что если у проблем были последствия, каким-то образом это могло привести к нынешней трагедии.
— Чушь несусветная. Мои родители — художники, кроме искусства и друг друга их ничто не интересует.
— Я слышала про них. Родоначальники нового направления в искусстве. Одна часть духовников считает их непревзойденными гениями, другая — затесавшимися в благородное семейство самозванцами и шарлатанами.
— А ты к чему склоняешься?
Медленно поднимавшийся по ступенькам Андрей почувствовал, как участился пульс. Отношение Милицы к его родителям почему-то показалось важным. Как ни странно, но он уже смотрел на свою напарницу как на близкого человека.
— Я не искусствовед, а как простому зрителю мне нравится, что они делают, — сообщила Милица, и у Андрея отлегло от сердца. — Их сравнивали с Малевичем. После «Черного квадрата» и «Черной точки» он привел живопись к логическому концу— выставил «Белое на белом». Но дальше Малевич уперся в стену, а твои родители с каждым разом берут все новые и новые высоты.
— Спасибо. Я не сторонник «неожиданного искусства», но меня радует, когда у них получается вновь удивить планету. — После приятного требовалось разъяснить, наконец, неприятное. — Ты призналась, что виновата. В чем?
— Я рассказала чрезвычайщикам о неладах твоих родителей с экономистами. Я поступила как требовал долг, но теперь мне стыдно перед тобой. Мне сразу показалось, что твои родители не замешаны в чем-то серьезном, а я все равно рассказала.
— Ты все сделала правильно.
— Спасибо. — После небольшой паузы Милица добавила — Мне важно было это услышать.
Андрей почувствовал, как в груди потеплело.
Разговор на время отвлек мысли, это помогло добраться до верхнего этажа без того, чтобы сердца остановились от напряжения.
А теперь они все же остановились. В книгах про такие моменты пишут: «В жилах застыла кровь». На самом деле она стала вязкой и будто бы обрела собственное мнение, разновекторное и, в любом случае, несогласное с остальным организмом. Время тоже загустело, а воздух пропитался страхом. Единственное желание — бежать без оглядки. Единственная мысль, бившаяся изнутри об опустевший череп, — провалиться сквозь землю, желательно — в иное измерение или другое, более приятное для ночных прогулок, время. Единственное чувство— беспросветный безоглядный страх.
Андрей сделал последний шаг и рванул на себя входную дверь этажа.
На себя — потому что во времена своей работы здесь она открывалась именно наружу.
Она не открылась.
Андрей нажал на ручку и толкнул дверь от себя. Подергал ее.
Эффект тот же.
Заперто.
В новые времена такое бывает, если внутри небезопасно. Иногда, все реже и реже, встречаются личные мотивы, когда находящийся внутри человек хочет покоя. Но в таких случаях чаще оставляют сообщения для желающих войти, запираются по старинке в основном те, кому за сотню.
На вид дверь оставалась прежней, ничего не изменилось. Здания, построенного в середине двадцать первого века, не коснулись новые веяния с раздвигающимися створками или расползающимися сегментами. Меняя быт людей с привычного на фантастический, на работе Зайцев оставался традиционалистом. Лаборатории — последнее место, которое затронули бы нововведения.
И все же…
На мысленный приказ дверь тоже не отреагировала. Нет так нет, а попробовать стоило.
Кнопки, выключатели и рубильники тоже отсутствовали.
— Когда я здесь работал, — тихо произнес Андрей, — эту дверь не закрывали.
— Да, — подтвердила Милица, — до сегодняшнего дня было так.
В конце фразы ее голос дрогнул.
Андрей потряс дверную ручку еще раз, изо всех сил.
Включилось освещение — это Милица не выдержала, и ее команда заставила стены и потолок замерцать, а края ступенек и двери выделиться мягким светом.
Андрей поморщился:
— Зачем?
— Если внутри кто-то есть, про нас он уже знает. — Милица вызвала чрезвычайщиков: — Заперто. Вы что-нибудь видите?
— Вам ничего не угрожает, — ответил оператор, — за дверью пусто.
Андрей приготовился ударить плечом:
— Мы попробуем ее выломать.
Современные материалы — не чета старинному пластику и, тем более, дереву, но против лома, как говорится, нет приема. Не получится плечом— можно применить подручные средства. На этажах наверняка найдется что-то тяжелое, лаборатории полны мебели и оборудования. Позже разбитый прибор можно распечатать заново, главное, чтобы он успешно выполнил роль тарана.
