Что мелькнуло на лице отключившейся Милицы: радость? благодарность? сожаление?
Не понять. Даже при повторном воспроизведении. Чужая душа — потемки, а уж женская…
Андрей долго ворочался, поочередно разглядывая то звездное небо, то деревья и темные купола немешариков.
Заснул ли он, или ему пригрезилось в полудреме, когда уставшее сознание плавает в миражах, но еще не отключилось окончательно?
Конечно же, заснул. Ни за что Андрей не сделал бы такого наяву. Потому что он поднялся и направился туда, куда тянуло больше всего на свете.
По земле ползали гадюки. Он переступал через них, не обращая внимания. Мысли были далеко. «Вот эта улица, вот этот дом, вот эта девушка, что я влюблен», — звучала в голове старинная песенка, подхваченная, как древний вирус, где-то на просторах потока.
Влюблен?!
Ми ли ца. Как перезвон колокольчиков. А еще похоже на маленькую птичку. Си-ни-ца. Из поговорки. Которая в руке.
В руке ли? Нет, Милица — журавль в небе.
Милица.
Хм. Влюблен.
Влюблен ли?
Почему нет? Разве что-то еще заставило бы подняться среди ночи и вопреки всем нормам морали с замиранием сердца отправиться туда, куда не приглашали? Закон говорит: «Поступай с другими, как хотел бы, чтобы поступили с тобой». Никто не спорит, все именно так, как сказано, по-другому нельзя. Но. Любовь делит мир на Единственного и всех остальных. И тогда закон обрастает странностями. Хорошо, если чувство ответно, а если нет? Хочется поцеловать любимого человека, прижать к груди и не отпускать всю жизнь… А он, допустим, к тебе такого не ощущает. Как же тогда с «к другим как к себе»? Мыслить нужно общими категориями, приемлемыми для всех, но сердце не хочет общего, оно требует личного.
Милица спала. Мягкий живой полог укрывал ее по самый верх груди, но под одеялом тело разметалось, чуть свернутые набок ноги будто бы бежали куда-то, а раскинутые над головой руки подрагивали. Закрытые глаза смотрели вглубь, куда-то очень далеко, в другой мир. Губы приоткрылись. Грудь под одеялом нервно и сильно вздымалась — снился не очень приятный сон.
С каким-то несвойственным себе куражом Андрей переступил открытые границы чужого дома. Он знал, что так поступать нельзя, и живой дом знал, но не прозвучало ни сигнала, ни виртуального намека. Ничто не встало на пути и не остановило, будто защита личного пространства, как пишут в книгах, «приказала долго жить».
Андрей остановился в шаге от кровати. На полу стояла коробочка пугача, включенного, как и требовалось, на минимум.
Милица заворочалась, будто во сне что-то произошло. Глаза внезапно открылись. Они уставились на Андрея — настороженные, но спокойные, ничего не боявшиеся.
— Чего ты хочешь?
Она смотрела прямо на Андрея.
Он вдруг понял, что пришел в том виде, как лег спать, то есть, не так, как допустимо ходить в гости. Происходящее выходило за рамки не только вежливости, но и приличий.
Вот и подтверждение, что происходящее — сон. Иначе быть не может, наяву никакая сила не заставила бы Андрея отправиться к девушке, которая нравится, не только без приглашения, но и без штанов.
А поскольку это сон…
Была не была.
— Я хочу тебя поцеловать, — просто объявил Андрей.
С тех пор, как Милица заметила его присутствие, два взгляда не расцеплялись. Продолжая смотреть ему в глаза, она откинула одеяло, поднялась и встала напротив — тоненькая и маленькая по сравнению с ним, ей даже пришлось вскинуть лицо, чтобы не разорвать взглядов.
Глаза в глаза. Как метание лазера между двумя зеркалами.
— Все это несколько дерзко, если не сказать нагло, — произнесла Милица.
Жесткость смысла перечеркнуло уютной ласковостью интонации.
— Меня привело сюда что-то более сильное, чем я сам, — сказал Андрей. — Назовем это судьбой. Тогда все правильно. Я хочу тебя поцеловать, и закон на моей стороне: я хочу, чтобы в этом случае он исполнился. «Поступай с другим так, как хочешь, чтобы он поступил с тобой».
— Ты думаешь, что это происходит во сне?
— А как же?
Милица на миг задумалась.
Ее взгляд опустился. Она зажмурилась, лицо поднялось, а руки приглашающе распахнулись.
Это было больше, чем Андрей мог представить. Собственно, он и не представлял ничего, просто делал, что велело сердце.
Неуклюжее конфузливое соприкосновение завершилось крепким объятием. Губы слились. Для этого Андрею пришлось склониться, а Милице встать на цыпочки.
Ее кожа пошла пупырышками — ночью в этих местах даже летом прохладно, это не Кавказ, куда уехали Мартыновы, и, тем более, не Африка, куда отправился ушедший в отставку Сальер.
Сознание Андрея видело себя и Милицу одновременно снаружи и изнутри. Случившийся поцелуй расплескал мысли, но не отвлек внимания от красивой пары, нарисованной перед внутренним взором.
Губы еще раз встретились и разъединились.
Бегающие глаза. Пятнисто-пунцовые щеки. Вздымающаяся грудь. Сбитое нервное дыхание.
Они смущенно распались из единого целого на две тоскливые половинки. Его руки хотели вернуть потерянное счастье, но Милица высвободилась и сделала шаг назад.
Сон зашел далеко. И он не выглядел сном. При этом случившееся не могло быть явью, в реальной жизни такого не произошло бы никогда.
Милица опустила глаза.
— Я, наверное, пойду. — Андрей тоже отвел взгляд.
— Да.
Он развернулся и сделал шаг, но вслед раздалось:
— Подожди!
Милицу принесло, как ураганом, она повисла на обернувшемся Андрее, их губы снова встретились.
На этот раз все было по-другому.
Губы. Ее влажные, горячие, сногсшибательные губы.
Головокружительные ощущения.
Когда тело решило, что может решать за хозяина, поцелуй прервался.
— Прости. — Милица отстранилась. — Впрочем… Это же сон, а во сне бывает даже то, чего не бывает.
— Спасибо.
Она не ответила.
Туман в голове выбил из памяти обратную дорогу. Андрей пришел в себя в постели, глаза глядели в ночь.
Было или пригрезилось?
Глава 11
Андрей
Утро, привидения, обращение к правительству
Когда глаза открылись, в первое мгновение смутило лишь громкое пение птиц и вопли птериков. Вспомнилось, что стены удалены.
Значит, ночью ничего не случилось.
Солнечные лучи еще не добрались до лица, они застряли на верхушках деревьев и куполов окрестных немешариков. Ветер по сравнению со вчерашним днем усилился, но небо оставалось чистым, день обещал быть солнечным.
