– Я бы на вашем месте ее не трогала, – предупредила миссис Линд, когда Дидо зашипела и защелкала клювом. – Она очень проворная.
– Только не когда превратится в чучело, – пообещала Даймонд.
– Вы не можете превратить Дидо в чучело, – твердо заявила миссис Линд. – Она – последний представитель своего вида.
– Тем больше причин это сделать, – ответила Даймонд. – Так она станет бессмертной. Я возьму вот это, – она указала на Мингуса, свернувшегося на шляпе миссис Линд. – А это что такое? – Нагнувшись под стол, мачеха Пруденс выловила из коробки поросенка Пин Фэна. – Живой фрик, – задохнулась она от восторга, раскутав его и подняв высоко в воздух. Поросенок визжал и извивался. – Две головы и ни одного стежка, ни одного шва – идеально! Никто не поверит: все решат, что это мое творение. Я буду выигрывать Золотую Ложку для Мозгов каждый год!
– Нет! – закричала Пруденс. – Оставь его в покое!
Даймонд лишь рассмеялась.
– Прости! – сказала она. – Кто нашел, тот и делает чучело. Мистер Мамп! Где мешок?
– Ун-нгх? – сказал Мамп. Он наклонился над плитой и нюхал мазь от окаменения. – М-м-м-гх, – промычал он. – Джем. – Он опустил палец в зеленую жижу, затем сунул его в рот. – Джем.
– О, дорогой, – сказала миссис Линд. – Лучше этого не делать.
– Мы здесь не для того, чтобы есть джем, мистер Мамп! – начинала злиться Даймонд. – Мистер Минцер! Положи эту свинью в мешок!
– Будет сделано, миссис Пай. – Минцер схватил визжащего поросенка за шкирку и опустил в мешок.
– И додо! – приказала Даймонд. – Не своди глаз с пожилой леди и этих назойливых мелких рыбешек. Я пойду, осмотрюсь. Уверена, они скрывают от нас что-то поинтереснее.
Серебристые туфли на каблуках застучали по каменной плитке: Даймонд вышла из кухни, прошла через коридор и направилась к двери.
Минцер смотрел на Дидо и ухмылялся.
– Сюда, милая птичка, – напевал он, открывая другой мешок. – Заходи сюда, и из тебя сделают чучело.
Может, ей не понравился мешок, а может, лиловый в горошек галстук Минцера. Или ей просто не понравилось, что ее обозвали птичкой. Как бы то ни было, не успел Минцер наброситься на нее, как Дидо набросилась на него. Шквал перьев, ор, крик, не самые приличные слова – и нога Минцера взметнулась вверх. Дидо пролетела по воздуху так, как до этого еще не летала ни одна додо, и с глухим стуком приземлилась в раковину. Миссис Линд схватила ее и зажала у себя под мышкой.
– Так с редкими птицами не обращаются, – гневно сказала она Минцеру.
– Птица первая начала, – усмехнулся он. – Отдай ее мне, старая леди.
Я почувствовал, как по мне подобно электрическому току пробежала волна гнева. Я встал между Минцером и миссис Линд.
– Не трогай ее!
Минцер дыхнул на свой крюк и протер его платком.
– Мистер Мамп! – позвал он. – Избавь меня от этого надоедливого ребенка! Сделай с ним что хочешь – мне все равно.
– Н-Н-Н-ГХ-Х-Х! – просипел Мамп.
Мы все повернулись и удивленно на него посмотрели. Он вдруг согнулся вдвое, схватившись за живот.
– Нгх! – проревел он снова. – Плохой джем! Туалет!
– Наверху, – подсказал я. – Поверните направо. Затем вторая дверь налево.
Все еще держась за живот, Мамп понесся вон из кухни. Мы слышали, как он поднимался по лестнице, а потом шел по коридору. Затем хлопнула дверь – он заперся в ванной комнате.
Минцер рассек воздух крюком, и я едва увернулся.
– Отдай мне птицу, – прорычал он. – Или я выколю тебе глаза!
В этот момент крючок угодил в шляпу миссис Линд. Несколько лесных орехов и киви упали на пол и закатились в угол. Спокойно спавший Мингус проснулся и увидел, что кто-то разбрасывает его фрукты.
Яростно вереща, он запрыгнул на шкаф, где развернул секретное оружие: он направил свой зад на Минцера и… П-С-С-СТ! Мы стали откашливаться и отплевываться, оказавшись в вонючем облаке, на фоне которого запах мази от окаменения показался ароматом роз.
Непонятно, как это произошло, но в диком стремлении скорее добежать до двери Минцер врезался в Пруденс, Пруденс врезалась в миссис Линд, а она налетела на меня. Потеряв равновесие, я пошатнулся и наступил на собачью постель Дидо.
Раздался жуткий хруст треснувшей скорлупы.
«О нет! – подумал я. – Что же я наделал?» Каждое из этих яиц было невероятно редким, особенным и бесценным. Но никто ничего не заметил. Все бежали к конюшням, жадно глотая свежий воздух. Дидо громко и пронзительно кричала, все еще зажатая под мышкой миссис Линд.
Прикрывая нос и вытирая с глаз слезы от Взрыва Мингуса, я нагнулся, чтобы оценить ущерб. Кажется, треснуло только одно яйцо. Ему уже было не помочь. Мне оставалось признаться и надеяться, что миссис Линд в конце концов меня поймет, даже если Дидо так и не простит.
Я как раз собирался поспешить к остальным, как вдруг услышал тихий писк и стал тщательно всматриваться в разбитую скорлупу. Мне не показалось. Пип-пип-пип. Теперь это была больше, чем трещина. Писк прекратился, и послышался другой звук.
Вип-вип-вип.
Я посмотрел еще внимательнее.
А яйцо посмотрело на меня.
На мгновение я позабыл о Даймонд, Минцере и нависшей над фермой опасности, ощутив прилив бешеной радости, будто в животе взорвался фейерверк. Новорожденный впервые взглянул на этот мир, и первым, кого он увидел, оказался я. Но новорожденный кто?
Вскоре радость улетучилась. Неважно, кто это – главное, что появилось еще одно существо, которое нужно спрятать от Даймонд. Если я его не спрячу, и быстро, то из несчастного малыша сделают чучело прежде, чем он успеет вылупиться из яйца.
Вип-вип-вип.
Он звал меня.
– Не сейчас, – сказал я. – Мне действительно очень жаль. Пожалуйста, пойми. У меня нет времени. Нужно присмотреть за Пруденс и миссис Линд и спасти других животных. Поверь, этот мир таит в себе множество опасностей. Я тебя заверну и положу в безопасное место, – я потянулся к кухонному полотенцу и открыл хлебницу. – На время. Когда все наладится, я за тобой приду. А пока, пожалуйста-пожалуйста, оставайся в своем яйце!
Затем я помчался по коридору вслед за остальными и по пути услышал крики Мампа со второго этажа:
– Н-нгх! Чт-т-т-то эт-т-то?
Мамп увидел кракена. Один готов. Осталось двое.
15
Во дворе все шло хуже некуда. В водовороте из перьев додо Минцер сражался с миссис Линд. Минцер был вооружен крюком, а миссис Линд – Дидо, которая щелкала огромным изогнутым клювом, пытаясь вырвать кусочки из любой части тела Минцера, какая ей подвернется. Двери всех конюшен были широко распахнуты, кроме одной – конюшни Гриссель. Перед ней стояла Пруденс, нахмурив брови и скрестив руки на груди.
