– Сейчас начнется! – прошептал он.
Началось: макароны начали набухать, увеличиваясь в размерах, и пофыркивать. И искорками стреляться, кро-о-ошечными такими.
Варя склонилась над листом, чтобы лучше разглядеть. Ее обалденные волосы – они всегда были обалденными, а на Пи при надлежащем уходе стали нереально обалденными – коснулись листа гэна и руки Кира.
Кирилл вздрогнул, и лист-блюдце вместе со всем содержимым чуть не улетел в кусты, сделав сальто. Проявив чудеса ловкости, Кир поймал его на лету, даже удалось не оторвать лист от ветки, на которой он все еще рос. В прямом смысле, вот прямо сейчас – рос, увеличиваясь в размерах!
– Ой! Горячо, да? – сочувственно спросила Варя, когда лист с гэном чуть не улетел.
– А? Ч-что? Нет, это совсем не горячо. Он немного нагревается, но с этой стороны не… не очень. Сейчас самое интересное начнется, смотрите!
Кирилл бесстрашно склонился над своей ладонью, и Варя храбро последовала его примеру. Ее волосы опять коснулись руки Кира. На этот раз лист, выросший раза в полтора, решил не повторять сальто, но макароны, разбухшие до сосисочно-сарделечных размеров, все-таки подпрыгнули, фыркнув особенно громко.
– Все-таки опасный плод, – шепотом сказала Варя. Она хоть и не отошла, но волновалась.
– Таинственный! – тоже шепотом ответил Кирилл. Судя по его дрожащему голосу, он тоже немного волновался.
Гэн продолжал пофыркивать, поблескивать и расти. Спокойствие сохранял только превращенный в бабочку дрон с видеокамерой.
Вдруг гэн замер. И фырчать перестал. Прозрачность его повысилась, и стали видны внутренние прожилки, по которым бегали огоньки. Теперь стало ясно, откуда брались искорки!
– Готово! – торжественно объявил Кирилл. – Ваше величество, кушать подано!
Варя неуверенно протянула руку к живущему своей неведомой жизнью экзотическому плоду и осторожно тронула его пальчиком. Едва теплый.
– Будьте осторожны, – предупредил Кирилл. – В первый раз некоторые его гм… особенности могут показаться слишком особенными.
Варя взяла гэн двумя руками (он теперь был по форме похож на большое-большое яйцо, как раз двумя руками и удержать) и оторвала от листа.
– Можно кусать?
– Лучше не кусать, а пить, – подсказал Кирилл. – Если откусить, кожица порвется, сок брызнет во все стороны, и ничего не останется.
– Как пить? – не поняла Варя. – Откуда?
– Ну-у, как целоваться. Приложи губы к кожице и так осторожно…
Не дожидаясь конца объяснений, Варя поднесла гэн к губам, и – бах!!! – он лопнул, сок брызнул ей в лицо, потек по шее, руки стали мокрыми и липкими. На Кирилла тоже попало.
– Ничего, с кем не бывает! Со второй попытки получится. Надо просто немного аккуратнее и…
– Не надо второй попытки! – Варя вдруг расстроилась, и сильно. – У меня не получится. Мне… клюв мешает. Он ужасный!
– Очень красивый клюв, – возразил Кирилл. – Как он может мешать?
– Красивый?! Да ну! Большой, немодный, я тут никого еще с клювами не видела. Я давно думала сделать пластическую операцию, срезать его. Мешает только! Если простуда, не высморкаться, – обидевшись на свой клюв, разоткровенничалась Варя. – Да он даже целоваться мешает!
– Ерунда какая! – не поверил Кир. – Не может такого быть!
– Может!
– Не может! Вот смотри…
И не успела Варя и рта открыть, как… Хотя нет. Она как раз успела немного открыть рот, чтобы сказать, что… Как этот самоуверенный, наглый нахал, этот типчик с муточерт знает какой Земли-13, которого она впервые увидела всего каких-то пару часов назад, который клятвенно обещал не выяснять ее адрес, как он… Да, все верно: он целовал ее! Не так, как Дюшка, а склонив голову набок, и клюв не мешал, – надо же, оказывается, действительно не мешает! – и… «Я что, держу его за голову?!» – Варя не сразу поняла, что происходит, но, как только поняла… Как только поняла, они уже не целовались.
– Так, – сказал Варя. – Лапы убрал!
Кирилл поспешно отдернул руки, для верности даже спрятал их за спину.
– Я домой.
Кирилл покорно кивнул.
– За мной не ходить.
Второй кивок.
– Меня не искать. Никогда.
На «меня не искать» Кирилл успел кивнуть в третий раз, но на «никогда» встрепенулся:
– Буду искать, если тебе будет грозить опасность или…
– Мы! Не переходили! На «ты»!!! – закричала вдруг Варя. – И никогда не перейдем! Прощай!!!
И бросилась по набережной обратно, к сокращалке. Кир за ней:
– Варя, подожди… Подождите! Я не хотел… То есть я, конечно, хотел, но… Ну мы же можем просто дружить!
В пышном, почти бальном платье до полу бегать ужасно неудобно, даже если тебя переполняет злость и прочий адреналин. А наряд принца гнаться за убегающими красавицами нисколько не мешает. У самой сокращалки Кирилл беглянку догнал.
– Стой. Да постой ты! Два слова! И отвалю, клянусь!
Варя остановилась. Но вид у нее был весьма боевой.
– Ну?
– Я тебя люблю.
– А я тебя нет.
– И буду любить вечно.
– Твои проблемы.
– Я не буду тебя искать, но…
– Это мы уже слышали.
– Но если я тебе понадоблюсь, вот тут все мои координаты… В любое время, всегда…
Кирилл протянул Варе что-то вроде визитки, на уровне Пи приняты не визитки, а напоминающие пуговицы или бусины-кругляшки с информацией, они же являются чем-то вроде мини-телефонов.
Варя не взяла.
Кирилл опустил пуговицу в пакет с фруктами и протянул Варе пакет.
Варя не взяла.
– Прости меня за все, что я сделал не так и…
Варя молча повернулась и шагнула в сокращалку Кир остался по эту сторону.
Глава 12. Подвалы замка Земли-75
Сутра с неба лило. Мамаш привык просыпаться под шум ливня. Сейчас ливень окончится, вы глянет солнце, появятся слуги, и можно будет идти есть. Конечно, пойти пожрать можно в любое время. И в любое время можно позвать слуг, чтобы они помогли одеться Великому Изобретателю пончиков с кремом. Даже можно потребовать, чтобы они принесли еду прямо к его роскошному ложу. Или изобразили танец маленьких гусей в его честь. Все что угодно можно потребовать. Но после того, как ангелы вкатили Мамашу Мумушу двенадцатый укол мудрости (максимально возможное число!), общаться с тупыми слугами ему стало скучно и муторно. Так что он просто решил дождаться появления солнца: к этому моменту повара приготовят свежий завтрак.
С тех пор как Мамаш Мумуш изобрел пончики с кремом и вместе со всей семьей переселился в шикарный замок на центральной площади города, прошло тридцать лет и три года. Солидный срок! Великим Изобретателем он ухитрился стать в двадцать два. Таким образом, сейчас ему было аж пятьдесят пять лет. Надо сказать, выглядел он бодрячком. Дело было в уколах мудрости, разумеется. На Земле-75 мальчишки рано превращаются в мужчин; в свои двадцать два Мамаш выглядел грузным противным мужиком, которому только бы набить брюхо и завалиться на диван. Теперь, в пятьдесят пять, он по-прежнему был толстячком, но в нем появилось что-то притягательное, располагающее: мягкость в движениях, снисходительность в разговорах и проблески ума во взглядах на жизнь.
