– Понял, – сказал Риз. – Все понял. Ты – предатель.
– Опять двадцать пять! – Дюшка чувствовал себя опустошенным. – И кого же я предал?
– Себя в первую очередь. Ну что ж, давай, слушайся. Давай!
Риз опять перешел на крик.
– Давай, будь пай-мальчиком. Живи дальше. Меняя миры, планеты, друзей, любимых. Давай, чего уж там! Меняй! Варю Воронину – на котенка Тафанаила, Тафанаила – на Машу Малинину, Машу – на слоникотюба Кешку, себя самого – на консьержку Марию, меня – на Диму Чахлыка!
Услышав имя Варя, Дюшка не выдержал. То, что давно собиралось взорваться, наконец взорвалось.
– Да не так все, не так! – пытался переорать его Клюшкин. – Не так! Я не меняю никого, у меня выбора нет!
– Да есть у тебя выбор, есть. Остаться самим собой! Послать их ко всем муточертям, этих ангелов!
– И исчезнуть, да? И на кой суслик мне тогда такой выбор?!
– А на суслик мне тогда такой друг, как ты?!
– Идиот!!! Кретин жалкий, хочешь правду, на, получай правду: я давно не хочу жить, я тебя тут пытаюсь спасти, дубина! Зачем мне жизнь, если никого из тех, кого я любил, не осталось? Да я ради тебя тяну!!!
– Ха-ха-ха, ради меня? «Три-пять-семь» и «ваши все дома» – год, почти год, – ради меня? Ты ничего для меня не сделал, ничего!
– Я тебе тетрадки дал!
– Элькиного папы, что ли?
– Ну да.
– Ага, сегодня! Только сегодня!
– Давно уже! Сразу, как они ко мне попали. Сунул в ящик твоего стола.
– А я откуда мог узнать, что они там? Ты врешь. Ты их только сегодня подбросил.
– Сегодня я их достал, на стол положил.
– Ну, хорошо, тетрадки – и что? Я должен был догадаться, что их положила Мария и что Мария – это ты? Как? Ты же знаешь, что мысли я читать теперь не умею, эту способность у меня куку!
– Ты должен был их прочитать. Ты должен был попробовать поэкспериментировать!
– Я! Никому! Ничего! Не должен!!!
– Но там есть что-то важное!
Последнюю фразу Клюшкин прокричал в пустое пространство: Риз вылетел из комнаты, в которой они разговаривали, в помещение, где должна была находиться Мария Клюшкина в дневное время.
Вылетел с твердым намерением никогда больше не возвращаться.
Но на его пути возникла Элина. Она была бледнее только что выпавшего снега. Огромные сухие глаза в пол-лица. Слегка подрагивающие губы… Риз Шортэндлонг остановился. Дюшка вылетел вслед за Ризом с криком:
– Бес, не уходи, давай договорим спокойно!
И осекся. Ризи тоже молчал. Элина отстранила рукой Риза Шортэндла, сделала шаг к Марии.
– Вы – не консьержка Мария, – то ли спрашивая, то ли утверждая, произнесла Элина.
Ей никто не ответил.
Глава 22. Прощай, четвертая
– Вы – не консьержка Мария, – повторила Элина.
Тишина висела в воздухе.
– Вы… Ты… Ты – Дюшка Клюшкин, – более уверенным голосом продолжила она. – Ты – Дюшка. А я, получается, не Дюшка и никогда им не была…
Ребята опять молчали. Элина опустила глаза, качнула головой, пытаясь справиться с нахлынувшими на нее чувствами, – и не смогла. Она отошла на пару шагов, отвернулась и заплакала, прижавшись лбом к стенке.
– Эля, ты чего? – испугался Дюшка. – Не надо, слышишь? Все хорошо будет, вот увидишь! Ты такая красивая, такая классная, тебя так все любят. Зачем тебе быть мной?
– Действительно! – фыркнул Ризенгри, обращаясь, впрочем, не к Элине, а исключительно к Дюшке. – Ну на кой муточерт тебе быть Клюшкиным, Элька? На кой суслик становиться ангелом, жить вечно, по мирам разным скакать? Ты красивая, тебя тут любят и будут любить долго-долго. А потом ты выйдешь замуж, нарожаешь детей, насмотришься снов – и в печку-коробочку, как все. Чего реветь-то! И проблемы выбора – никакой. Класс! А то собралась со мной в столицу… А я б тебя даже не целовал по дороге, потому что думал бы, что ты – мой друг, просто в другом теле. Правильно я говорю, а, Клюшка?
Дюшка молчал.
– Какой ты жестокий, Риз, – прошептала Элина.
– Зато никому не вру! – отрезал Риз и вышел.
На этот раз ему никто не помешал.
Клюшкин провел Элину в комнату со сломанным столом и ненадолго оставил одну – Марии Клушкиной необходимо было переодеться и привести себя в порядок, ведь она все еще оставалась мокрая, в разодранном платье.
Когда Дюшка вернулся, его гостья уже немного успокоилась и теперь сидела, глядя остекленевшим взором в дверной проем.
– Ты этого дурака не слушай, – сказал Дюшка. – У него язык – что помело. Сначала говорит, потом думает.
– Я с ним чуть было не сбежала. Думала – он мой друг…
Элина замолчала. Андрей Клюшкин чувствовал себя крайне неуютно. К счастью, в подъезде наметилось некое шевеление – вроде как кто-то спускался. И Мария ушла исполнять свои прямые обязанности. Когда спустя минут десять она вернулась, Элина сидела все в той же позе, все тем же взглядом упираясь все в ту же точку.
– Ты на самом деле Дюшка? – не поворачивая головы, спросила она.
– Да.
– Тебе на самом деле четырнадцать лет?
– Уже почти шестнадцать. Когда на Земле-11 конец света произошел, мне было почти четырнадцать. А с тех пор столько воды утекло…
– Все равно это как мне почти… Не пятьдесят, в общем… А что за тетрадки ты подсунул Ризу? И что в них важного?
Клюшкин помедлил с ответом, но все-таки выдал:
– Это тетрадки твоего отца.
– Что?!
– Тетрадки твоего отца.
– Откуда они у тебя?
– Мне дал их один ангел. Я в них, правда, ни черта не понял, но Ризи – супермутант, он должен был разобраться. А он даже в ящик стола не заглядывал, как выяснилось. А я дурак дураком, нет чтобы проверить, на видное место положить… Это как раз не было бы подсказкой, это ж не мозаика… Как теперь это объяснить ангелам?
Элина так растерялась, что на некоторое время потеряла дар речи. Дюшка забылся и глотнул кофе из той чашки, которая осталась целой. Эля, кажется, даже не заметила столь чудовищного поступка. А может, решила, что в чашке обычная вода. Воду земляне-4 пьют спокойно, и Днем, и Ночью.
– Объяснить ангелам? Ты на самом деле разговаривал с ангелами?
– Да, – сказал Дюшка. – Много раз. Однажды они даже говорили с нами вместе – со мной и с Бесом, то есть с Ризом. Потом поместили Риза в капсулу. Это такая штука, в которой время как бы не двигается. Пока он в ней спал, я жил у ангелов. Полгода примерно. Потом мы с ним… Возвращались как бы в прошлое. Не знаю, как тебе объяснить. Потом больше года жил здесь, на вашей планете. Привыкал. Потом…
