Однако, оказавшись весьма пассивным представителем прокурорского надзора, Егор Пашков проявил себя в эти годы как бесспорно выдающийся следователь. Вернуться к следственной деятельности Егору Ивановичу довелось в связи с «делом фискалов».
Возбуждение дела произошло после того, как в руки Петра I попало обращение жителя Ярославля И. И. Сутягина, содержавшее многочисленные обвинения против ярославского провинциал-фискала С. Ф. Попцова. 20 марта 1722 года секретарь императора Алексей Макаров направил генерал-прокурору Сената П. И. Ягужинскому письмо, в котором передал высочайшее указание, чтобы обвинения, выдвинутые против провинциал-фискала, «изследовали в Сенате или особливо в вашей канторе»
.
Не имея никакого опыта ни судебной, ни следственной деятельности, Павел Ягужинский принял вполне резонное решение поручить расследование кому-либо из нижестоящих прокуроров, более сведущих в уголовном судопроизводстве. 22 июня 1722 года генерал-прокурор распорядился передать следствие по делу С. Ф. Попцова прокурору Военной коллегии Егору Пашкову. Первые строки распоряжения, адресованного «благородному господину прокурору», гласили: «Его императорское величество указал по челобитью ярославца посацкого человека Ивана Сутягина… взяв о том дела из Ярославского надворного суда, изследовать особо у прокурорских дел…»
При этом не исключено, что ключевая фраза распоряжения — «изволте те дела взять к себе и по них следовать» — означала попытку Павла Ивановича вообще передать дело Саввы Попцова из генерал-прокуратуры в прокуратуру Военной коллегии. Впрочем, такая попытка (если она действительно имела место) не встретила понимания у главы государства.
В итоге организация следствия над Саввой Попцовым оказалась перестроена, но не совсем так, как, вероятно, замышлял П. И. Ягужинский. С июля 1722 года в правительственном делопроизводстве замелькало наименование «Канцелярия генерала-лейтенанта и генерала-прокурора Павла Ивановича Ягушинского да лейб-гвардии капитана Егора Ивановича Пашкова».
Другими словами, в генерал-прокуратуре империи образовалось новое структурное подразделение, особая следственная канцелярия под руководством генерал-прокурора. В свою очередь, Егора Пашкова можно признать первым следователем прокуратуры России, прямым предшественником тех следователей, которые трудились в следственных подразделениях прокуратуры в 1928–2007 годах.
С появлением Е. И. Пашкова расследование активизировалось. К началу августа 1722 года выявилось 28 эпизодов обвинений против С. Ф. Попцова — от укрывательства им беглых солдат до умышленного убийства. 21 августа, рассмотрев обобщающую выписку по материалам дела, следственная канцелярия вынесла постановление подвергнуть Савву Попцова пытке
.
25 августа Павел Ягужинский и Егор Пашков допросили провинциал-фискала в застенке. Однако подследственный, выдержав подъем на дыбу и 17 ударов кнутом, продолжил отрицать свою вину по всем пунктам обвинения
. Следующая пытка была назначена на 30 августа. И вот тогда Егору Пашкову удалось добиться перелома в психологическом настрое С. Ф. Попцова.
Согласно протокольной записи, сохранившейся в материалах уголовного дела, «августа 30-го дня Сава Попцов вожен в застенок вторично, при чем лейб-гвардии капитану Егору Ивановичю Пашкову он, Попцов, сказал, что де по делам ево, что на него показано, и сверх того, что он какое преступление указом… чинил, и кем что знает, приносит он пред его императорским величеством повинную»
. Иными словами, Савва Федорович выразил готовность дать признательные показания.
Окончательный перелом в настроениях С. Ф. Попцова произошел 31 августа. В тот день Савва Федорович разразился огромной — в 70 пунктов — повинной. Убежденный Егором Пашковым в необходимости, выражаясь современным профессиональным языком, деятельного раскаяния, Савва Попцов в самом деле принялся рассказывать все, что знал. А знал он очень и очень многое.
Со страниц повинной Саввы Федоровича перед руководителями следственной канцелярии открылась уникальная в своей полноте картина криминальных деяний местных администраторов. Впрочем, вступивший на путь сотрудничества со следствием провинциал-фискал осветил злоупотребления не только региональных чиновников. В повинной от 31 августа (существенно пополненной затем 18 сентября, 12 и 18 октября) речь пошла и о куда более значительных «персонах».
Особенно подробно С. Ф. Попцов остановился на разоблачении высокопоставленного должностного лица, в расчете на действенное покровительство которого он так стойко выдержал кнут и подъем на дыбу. Психологически капитулировавший перед следствием Савва Попцов дал показания о взяточничестве главы фискальской службы России обер-фискала Алексея Яковлевича Нестерова
.
Из откровений Саввы Попцова явствует, что взятки Алексей Яковлевич брал с размахом: деньгами, предметами домашнего обихода, продуктами питания, фуражом. Например, за содействие в определение самого Саввы Федоровича в фискалы А. Я. Нестеров получил с него 500 четвертей ржи. В другой раз, будучи у С. Ф. Попцова в гостях, Алексей Яковлевич прихватил с собой приглянувшееся ему стенное зеркало (в свою очередь, «позаимствованное» самим Саввой Федоровичем у Ивана Сутягина).
А вот с фискалов Г. Я. Терского, Г. Зиминского, Ф. Угрюмова и С. Я. Турчанинова Алексей Нестеров «брал… взятки денгами, лошедми и рыбою, белугами и протчими…». Справедливости ради надо отметить, что в поборах Алексея Нестерова проявились и его духовные запросы. Помимо иного обер-фискап «вытянул» из С. Ф. Попцова печатное Евангелие XVII века, а также книгу, «в которой изображены всякие звери и рыбы… с подписью латинскою»
.
Уже в самый день подачи С. Ф. Попцовым повинной генерал-прокурор информировал о приведенных в ней эпизодах, касавшихся А. Я. Нестерова, Правительствующий сенат, тут же запросив санкцию на арест обер-фискала. Такая санкция была получена.
В первых числах сентября обер-фискала взяли под стражу. Алексей Нестеров с ходу потребовал отвода прокурора Е. И. Пашкова, заявив на него ничем не мотивированное «подозрение»
[129]. Это требование Алексея Яковлевича было отклонено как генерал-прокурором, так и Сенатом.
«Дело фискалов» набирало обороты, а производство следствия чем дальше, тем больше переходило в руки Егора Ивановича. Осенью 1722 года основное внимание следственная канцелярия сосредоточила на разбирательстве преступных деяний нескольких фигурантов: С. Ф. Попцова, ярославского фискала А. И. Никитина и А. Я. Нестерова.
Особенно ценные показания, изобличавшие обер-фискала, в сентябре дал посадский человек — откупщик А. К. Брыскин. В частности, Авдей Брыскин поведал о взятке в 500 рублей, полученной Алексеем Нестеровым от Л. Г. Воронцова за содействие в назначении его воеводой в один из сибирских городов
.
