— Что дальше? — поинтересовался Фабрицио.
— Ещё один шаг, ваше высокопреосвященство, — попросил Франциск.
Стоящий справа слуга без вопросов склонил факел к самому полу, но даже так ни он, ни неполенившийся присесть архиепископ не разглядели ничего, напоминающего проваливающийся пол или иную ловушку.
— Один шаг? — переспросил он. — Ну вот… Дьявол!
Вообще-то священникам не пристало поминать Павшего. Послушникам и монахам за чертыхания старшие товарищи и по губам не постесняются съездить, и на колени на горох на пару часиков поставить «Ave Maria» читать. Однако, в данном случае промашку архипастыря можно было легко простить: не каждый раз глухая стена перед тобой исчезает, сменившись лестницей. Возгласы за спиной заставили архипресвитера резко развернуться на месте — и не сдержать в этот раз уже самого настоящего богохульства. Было отчего: стены подземного коридора буквально в двух шагах за спиной исчезали в плотной туманной дымке. На его глазах один из спутников нырнул в туман — и спустя пару ударов сердца выскочил рядом с тем местом, где вошёл. Оглядел всех выпученными глазами, обернулся назад, попытался потрогать невесомую преграду — и начал часто креститься.
Высокопоставленного церковного чиновника, которому один шаг оставался до красной шапочки кардинала, тяжело было чем-либо по-настоящему пронять. Разудалые студенческие приключения и пирушки, нередко заканчивающиеся поножовщиной в нетрезвом виде. Дуэли, нападения разбойников на большой дороге, после принятия сана — покушения и несколько попыток отравить. Сам себя Спада считал искренне верующим, но видел в этой жизни достаточно, чтобы понять: молись или не молись, а Бог помогает только тем, кто сам себе помогает. И вот, в преклонных годах, Фабрицио в первый раз в жизни захотелось встать на колени и истово взмолиться о помощи и спасении. Ум продолжал настойчиво нашёптывать, что лестница и туман — просто фокус, но из глубины души шла уверенность: всё по-настоящему. Магия, колдовство — и вот он, в самом средоточии этой чужеродной человеку Силы.
Однако, как бы ни был глубок шок, архиепископу быстро удалось взять себя в руки. Особенно помогло наличие откровенно струхнувших подчинённых — в их глазах Фабрицио не мог позволить себе выказать страх или растерянность.
— Спокойно, дети мои! — зычный голос архипастыря, задействовавшего всю мощь своих тренированных длительными проповедями и спорами лёгких, заставил вздрогнуть даже проводников. — Смотрите на меня: разве мне страшно? Разве Господь не защитит добрых католиков от колдовства и нечистого? Уверуйте и ничего не бойтесь, ибо я с вами, а с нами — Бог!
И первым стал подниматься по лестнице.
Ступени вывели архипресвитера в чистое поле… По крайней мере, ему сначала так показалось. Ан нет: обернувшись, Спада в свете поднятого над головой факела разглядел всё ту же стену из тумана. Только здесь белёсая преграда убегала в обе стороны в ночь и поднималась вверх. Пройдя пару шагов в сторону, папский инспектор убедился: не показалось, стена действительно заворачивала внутрь, по-видимому образуя огромный круг. А если учесть изгиб сверху, то… купол. Что ж, похоже, именно тут орденцы не наврали — место Силы действительно было огорожено и удалено от мира. Хитро…
— Днём тут светло или так же темно? — деловито поинтересовался Фабрицио у выбравшихся за ним следом Франциска и Мартина.
— Свет Божий доходит сюда, несмотря на купол, — осторожно подсказал местный инквизитор и на всякий случай благочестиво перекрестился.
Настороженное выражение так и не сошло с его лица: ничего хорошего от инспектора Святого Престола он для себя не ждал. И, кстати, был прав — архиепископ уже решил, что вывезет из поместья всё, и людей, и предметы, и документы. Подальше от холда, где можно было, как теперь сам архипастырь убедился, спрятаться от мира лучше, чем в любой крепости. И преследователи могут сколько угодно тыкаться в глухой тупик подземного хода. Тем более, если нос государственного секретаря не обманывал своего владельца, тут у орденцев жила как минимум одна корова — а, значит, и другой припас наверняка был складирован.
По-хорошему, стоило развернуться и уйти, и наведаться сюда уже днём, и не с парой слуг, а с десятком: инспектировать пусть даже ограниченное, но большое незнакомое пространство с факелом в руках было просто глупо. Но доверенное лицо самого Папы прекрасно знал, что утром запросто можно будет недосчитаться как минимум части золота, а как максимум — части архива вместе с несколькими колдунами. Ну а что, Спада сам бы упрятал самое ценное вот в такой вот тайник, если бы он у него был. Опять же, раз магам тут ничего не угрожает — почему не оставить пару верных присматривать за всем. Да и, за коровкой какой-никакой, а присмотр нужен…
— Брат Франциск, вы говорили, что хоть и не ощущаете себя святым, Господь наш даровал вам возможность творить чудеса? — вроде как отвлечённым тоном поинтересовался архиепископ, делая вид, что с интересом рассматривает в свете факела траву под ногами.
— Д-да, — колдун в рясе аж запнулся — так ему не хотелось отвечать на вопрос инспектора. Нутром чуял подвох, но никак не мог сообразить, в чём он состоит.
— Видные теологи до сих пор спорят о полном списке чудес, явленных нам Богом через Сына Своего, апостолов и святых, — всё так же отстранённо и наставительно, на манер лектора по богословию, продолжил свою мысль Спада, — но в части списка все спорящие сходятся
[12]. Это исцеление прикосновением, явленное Иисусом и его учениками и последователями неоднократно, это укрощение диких животных… А ещё — свет. Брат мой, яви мне и вот этим слугам моим свет
[13]!
Монах как-то обречённо посмотрел на архипресвитера, затушил о землю и откинул свой факел… И в следующий миг от его сложенных в молитвенном жесте рук стало исходить сначала бледное, а потом всё более и более набирающее яркость тёплое жемчужное сияние. Это свет не слепил, от неощутимых прикосновений его лучей в чёрствой и заскорузлой душе секретаря правительства Папской области внезапно ожило что-то светлое и давно забытое. Что-то из глубокого детства, когда весь мир казался одним огромным чудесным местом, и в котором не было даже понятия о зле, насилии, принуждении…
