Вот так мы и поступаем. Все до единого. С благими намерениями мы даем обещания защиты, которые не в состоянии выполнять постоянно.
Я позабочусь о тебе.
А потом ты слышишь крик и думаешь, что какие-то подростки разыгрались поблизости. А парень, прыгающий через забор, просто решил срезать угол. Выстрел в три часа утра – это хлопушка или автомобильный выхлоп. В испуге ты рывком садишься в постели. Тебя ждет холодный жесткий пол и разговор, который, возможно, ни к чему не приведет, и ты падаешь обратно на теплую подушку и снова погружаешься в сон.
Позже тебя будят сирены.
Сегодня я видела, как Тони выгуливал свою большую белую собаку, и помахала ему, выйдя из машины, между поисками ключей и стараниями вспомнить, что же мне нужно было сделать.
Его фамилию я так и не узнала.
Контра-Коста, 2013 год
Конкорд
В истории калифорнийского города Конкорд фигурируют сатана и ряд недоразумений. Легенда гласит, что в 1805 году испанские солдаты, преследующие отряд коренных американцев, не желающих, чтобы среди них действовали миссионеры, загнали преследуемых в заросли лозняка на месте современного Конкорда. Индейцы укрылись в густой растительности, но, когда испанцы бросились следом, чтобы захватить их, оказалось, что в зарослях никого нет. Перепуганные испанцы назвали эту местность «Монте дель дьябло» – «дьявольские заросли»: архаичное значение испанского слова monte переводится приблизительно как «лес». Со временем оно преобразилось в более традиционное английское mountain или mount. Первые англоязычные поселенцы перенесли это название на соседнюю горную вершину высотой 3848 футов, господствующую над ландшафтом окрестностей залива Сан-Франциско, и стали называть ее Маунт-Диабло или Диабло – гора Дьявола. В 2009 году местный житель Артур Михарес подал в федеральные инстанции бумаги с предложением переименовать гору в Маунт-Рейган. Существующее название оскорбляло его.
«Я самый обычный, простой человек, который чтит Бога», – сказал он корреспонденту «Лос-Анджелес таймс».
От Конкорда до Сан-Франциско всего тридцать одна миля на восток, и эта близость остро ощущается. Прежние мрачные и дикие пустоши выровняли бульдозерами и застроили безликими складами розничных торговых сетей. Напротив моего отеля находится торговый центр «Уиллоу» – скопление сетевых магазинов и ресторанов, малочисленность посетителей в которых внушает тревогу: «Олд нейви», «Пиэр ван имортс», «Фуддракерс». Почти все, кого я расспрашиваю о Конкорде, упоминают об удобстве, связанном с существованием здесь станции системы метрополитена BART. «До Беркли всего двадцать минут», – говорят они.
Мы с Полом Хоулсом условились, что он заедет за мной в отель к 9.00 и повезет меня на экскурсию по местам преступлений, совершенных в округе Контра-Коста. Температура утром уже перевалила за восемьдесят
[54], ожидался знойный день самого жаркого месяца года на берегах залива Сан-Франциско. Серебристый «Таурус» подъехал точно вовремя, подтянутый, опрятно одетый мужчина с коротко стриженными светлыми волосами и намеком на летний загар вышел из машины и окликнул меня по имени. До этого я ни разу не встречалась с Хоулсом. В нашем предыдущем телефонном разговоре он весело посетовал, что его щенок золотистого ретривера не дает ему спать по ночам, но, судя по виду, он вообще ни о чем не беспокоился. У этого мужчины лет сорока пяти лицо невозмутимое и добродушное, а походка – спортивная. Тепло улыбаясь, он крепко пожал мне руку. Следующие восемь часов мы проведем за разговорами об изнасилованиях и убийствах.
Разумеется, Хоулс, строго говоря, не полицейский: он криминалист, глава криминалистической лаборатории управления шерифа округа, но я много общалась с копами, и Хоулс напоминает мне их. Под «копами» я подразумеваю конкретно следователей. Проведя в их обществе достаточно много часов, я заметила некоторые общие особенности. От всех детективов еле заметно пахнет мылом. Я никогда не встречала следователя с сальными волосами. Они прекрасно поддерживают зрительный контакт и обладают завидной осанкой. К иронии они не прибегают никогда. От игры слов им не по себе. Наиболее опытные умеют создавать в разговоре длинные паузы, которые собеседник машинально стремится заполнить: эта стратегия ведения допроса на примере моей собственной досадной болтовни показала мне, как легко можно вытягивать признания. Следователям недостает разнообразия мимики – или, скорее, они ее сдерживают. Ни разу не видела, чтобы детектив состроил гримасу. Они никогда не закатывают глаза и не делают удивленное лицо. А я постоянно строю рожи. И замужем за комиком. Многие мои друзья заняты в шоу-бизнесе. Меня постоянно окружают выразительные гримасы, вот почему я сразу же замечаю их отсутствие у детективов. Они придерживаются любезной, но деловитой невозмутимости, которой я восхищаюсь. Я пыталась подражать им, но не смогла. Хотя научилась распознавать небольшие, но ощутимые сдвиги в этой невозмутимости: прищур глаз, сжатые челюсти – обычно в ответ на предположение, которое они давным-давно отвергли. Покров ненадолго приоткрывается, но своих карт они никогда не показывают. Никогда не говорят: «Этот вариант мы уже отработали». Они просто слушают и ограничиваются вежливым «угу».
Своей сдержанностью и буквально всеми своими прочими особенностями детективы отличаются от людей из шоу-биза. Детективы слушают. Они вдумываются. Представители шоу-бизнеса делают это лишь для того, чтобы оценить степень своего влияния на присутствующих. Детективы имеют дело с конкретными задачами. Однажды я целый час выслушивала, как подруга-актриса анализировала три строчки текста, которые ранили ее чувства. В конце концов я научусь замечать трещинки во внешнем покрытии детективов, но поначалу их общество вызывает неожиданное облегчение – словно, убежав от ярких огней шумной вечеринки для съемочной группы, где все болтают наперебой, попадаешь на собрание целеустремленных скаутов, предвкушающих очередное испытание. Круг педантичных буквалистов отнюдь не моя родная стихия, но мне нравится бывать среди них.
Первое нападение НСВ на востоке области залива Сан-Франциско произошло в Конкорде, всего в десяти минутах езды от моего отеля. Мы с Хоулсом обошлись без традиционного обмена ничего не значащими любезностями и сразу окунулись в обсуждение дела. Первым был задан самый очевидный вопрос: что привело преступника сюда? Почему он перестал нападать на людей в Сакраменто и в октябре 1978 года переместился на Восточное побережье залива, где нападал на людей почти целый год? Самое распространенное предположение мне известно. Как и Хоулсу. Он не разделяет его.
– Не думаю, что его спугнули в Сакраменто, – говорит он.
Сторонники теории о том, что «его спугнули», указывают на то, что 16 апреля 1978 года, через два дня после того, как НСВ напал на пятнадцатилетнюю приходящую няню в Сакраменто, полиция опубликовала фотороботы двух подозреваемых по нераскрытому делу об убийстве Мэжжор – эта молодая пара была застрелена при загадочных обстоятельствах, когда гуляла с собакой. После того как фотороботы были обнародованы, НСВ перестал совершать нападения в Сакраменто: ему приписывалось лишь еще одно изнасилование в округе Сакраменто, но оно произошло спустя год. Видимо, один из фотороботов по делу Мэжжор оказался слишком точным и потому встревожил преступника.
