На третьей странице была от руки нарисована карта жилого района с указанием деловой части, непроезжих улиц, пешеходных троп и озера. Хоулс заметил также беспорядочные каракули на обороте листа.
Эта улика озадачила Хоулса, и он занялся ее изучением. Неожиданные проблески побуждали его продолжать поиски. С целью получения информации он обзванивал различных специалистов. Случайное замечание сотрудника одной компании-застройщика изменило представление Хоулса о том, кем может быть НСВ. Улики были переосмыслены в новом свете. Хоулс понял, что в своих теориях отклонился от предположений коллег-следователей, но решил не придавать этому особого значения. Он занял позицию человека, мыслящего, как он сам выражается, «не в том поле». И продолжал задавать вопросы. Он получил несколько убедительных объяснений курьезного сочетания инфантильных записей и явной расчетливости, о которой можно было судить по находкам. Идеи продолжали накапливаться. Опасность свернуть не туда постоянно сопровождает это расследование. Возможности соблазнительно простираются до самого горизонта. Индивидуальные компасы имеют конструктивные недостатки в виде предубежденности и потребность в вере. И все-таки, хотя центр мишени так и не обозначился, общая цель постепенно, бочком, вплывала в поле зрения Хоулса.
Неожиданные находки в расследованиях случаются редко и потому будоражат. Расшифровка кода, который может помочь выявить такого преступника, как НСВ, – для детектива что-то вроде щелчка турникета на «американских горках». Срабатывают синапсы. Сотрудник, еще недавно стабильно выполняющий несколько задач одновременно, полностью захвачен только одной из них. Тот, кто познал такую одержимость, запоминает момент ее вспышки навсегда. Закончив свои дела в хранилище вещдоков, Хоулс взял найденные страницы и понес их к ближайшему ксероксу. Стоя в своей лаборатории, он разглядывал копию нарисованной от руки карты, когда его окликнул кто-то из коллег:
– Пол!
– Хм-м?..
– Пол!
Хоулс опустил карту и приподнял брови. Коллега жестом показал ему, чтобы он перевернул карту. Хоулс так и сделал. И увидел на обороте каракули, на которые раньше не обратил особого внимания. Но теперь он понял, почему его позвал коллега.
На обороте карты обнаружилось несколько неразборчивых слов, истолковать которые можно было по-разному. Два слова были зачеркнуты, причем одно старательно и густо. Едва просматривалось имя «Мелани». Но было там и кое-что еще. Это слово настолько не вязалось с остальной бессмыслицей, что Хоулсу понадобилась секунда, чтобы осознать его смысл, а также тот факт, что и начертание букв было другим – они были большего размера и сочетали в себе элементы курсива и печатного шрифта, а последняя, Т, написанная дважды, во втором варианте приобрела жесткую угловатую форму. Буквы этого слова казались темнее остальных на той же странице, как будто автор, рассердившись, усиливал нажим. Остальные каракули были нацарапаны в строчку – в отличие от этого слова. Его написали наискосок, оно заняло большую часть нижней половины страницы. Первая буква, P, была крупнее остальных и, что самое удивительное, повернута не в ту сторону.
В целом создавалось впечатление, что писал человек с неуравновешенной психикой.
PUNISHMENT
[57].
Хоулс попался.
Наша прогулка по бывшей полосе отчуждения железной дороги резко прерывается перед столбом линии электропередачи. Это второй столб к северу от перекрестка, на расстоянии пары сотен ярдов от него, – место, где собаки потеряли след НСВ и где он, предположительно, сел в машину.
– Улики с «домашним заданием» были найдены где-то здесь, – сообщает Хоулс.
У него есть практические причины считать, что страницы принадлежали НСВ. Разыскные собаки порой тоже ошибаются, но то, что три ищейки независимо друг от друга указали, что он бежал вдоль рельсов на юг, – веский довод. Что еще важнее, сам маршрут и конец запахового следа, по мнению Хоулса, соответствовали обычному расстоянию от цели, на котором НСВ парковал машину, прежде чем двинуться дальше пешком. Джон Патти был авторитетным криминалистом, непосредственно участвовавшим в расследовании многих дел в округе Контра-Коста, и, если собрал эти улики, наверняка считал их важными. Другие два предмета, найденные вместе с «домашним заданием», ничего не дали. Обрывок лиловой пряжи – загадка, машинописный шрифт на клочке бумаги разобрать не удалось. Однако листы из тетради на спирали не настолько абсурдно смотрятся на месте преступления на сексуальной почве, как можно подумать. Серийные сексуальные преступники и убийцы часто делают записи, рыская в поисках жертв, иногда даже разрабатывают собственные шифры. Далеко не единственный свидетель, сообщавший о встречах с подозрительным типом в период нападений НСВ в Сакраменто, описывал мужчину с тетрадью на спирали. А НСВ, несмотря на все свое умение ускользать от полиции, иногда что-нибудь да ронял, но нарочно или случайно – неясно: отвертку, окровавленный лейкопластырь, шариковую ручку.
Метания между яростью и жалостью к себе в тексте «Безумие – вот то самое слово» – еще одна подсказка. Виновные в насильственных преступлениях, такие как НСВ, то есть преступники, склонность которых к сексуальному насилию переросла в стремление убивать, встречаются редко, но они настолько разные, что неразумно было бы делать обобщенные выводы об их предыстории и поведении. Однако и здесь прослеживается нечто общее. Будущий создатель кошмаров начинает как витающий в облаках подросток. Его мир разделен надвое: насилие в фантазиях помогает приглушить влияние суровой, неутешительной реальности. Все, что воспринимается как угроза его самооценке, наделяется непропорционально большим значением. Копятся обиды. Он сам расковыривает давние ранки.
Фантазии, в которых присутствует насилие, достигают стадии мысленной проработки. Он заучивает сценарий и уточняет методы. В этом сюжете он – герой, которого ранее унижали. На него полными боли глазами смотрят периодически меняющиеся, искаженные ужасом лица. Его ущербная система взглядов построена и действует вокруг стержневой вампирской догмы: его ощущение собственной неполноценности исчезает, когда он получает всю полноту власти над жертвой, когда в результате его действий на ее лице появляется выражение беспомощности. Он узнает это выражение, которое ненавидит в самом себе.
Большинство из тех, кто вынашивает фантазии, содержащие сцены насилия, никогда не решаются на насильственные действия. Что же подталкивает тех, кто все-таки преодолевает этот барьер? Стрессовые факторы образуют единое целое. Вспыхивает спичка эмоций. Витающий в облаках человек выходит из состояния транса и входит в чужой дом.
Автор текста «Безумие – вот то самое слово» демонстрирует именно ту непропорциональную эмоциональную реакцию, которая характерна для субъектов насильственных преступлений. Учитель, наказавший его в шестом классе, «вызвал состояние ненависти» в его сердце. Описывая свои переживания, он выбирает самые жалостливые, мелодраматичные слова: «мучения», «несправедливость», «ужасающий», «отталкивающий».
