Путь был намечен кратчайший – по Хазарийской дороге, по которой прошел несколько веков назад на Кабул и дальше в Индию Великий Могол Бабер. Он писал: «Горы Афганистана имеют вид однообразный, высоты – средние, почва – обнаженная, воды – редки, растительности – никакой, физиономия печальная и строгая».
Караван уже был готов к походу, но заболел Букинич.
Болезнь, к счастью, неопасная, но может продлиться недели. Между тем уже август, идет уборка хлебов. Если ждать, упустишь лучшее время…
П.А.Соколов и его жена вызвались позаботиться о Букиниче, с ним можно оставить Лебедева. И, пользуясь вынужденным простоем товарищей, сделать крюк: пройти вдоль северного склона Гиндукуша до Мазари-Шерифа, потом уже, через перевалы, направиться к Кабулу.
Это было первым изменением маршрута.
Другой неприятный сюрприз, с которым Вавилов столкнулся в Герате, – наем лошадей, проводников и всё, за что приходилось платить, – стоило много дороже, чем он ожидал. Сумма, полученная от Сахаротреста, быстро таяла. В отчаянии он шлет письмо в Ташкент Зайцеву: «Трагедия с финансами. Путешествие здесь дороже, чем предполагали. Караван в 8 лошадей + стража до 6 человек (на две партии) через месяц ликвидируют наши средства в самый важный момент. Очень прошу Вас, если найдется малейшая возможность, одолжить мне 500–600 рублей в форме, какую найдете удобной, переслав ее экстренным порядком в Кабул через т. Германа полпреду Старку для меня. С просьбой сделать это весьма спешно. У них бывают дипкурьеры. М.6., успеют даже в Мазари-Шериф. Я еду 7-го [августа] на Маймене, оттуда в Мазари-Шериф, где буду 1 сентября. В Кабуле числа 12 сентября. Отдел вернет Вам эту сумму через 2–3 месяца.
Собираю материал и по хлопку. Особенно много материала по пшенице, бобовым, огородным».
На письме пометка рукой Гавриила Семеновича: «Отвечено и деньги (500 руб.) посланы»
[267].
3.
Ночевать приходится в караван-сараях с разными названиями, но очень похожих друг на друга: плоские крыши с круглой дырой для выхода дыма, пролом вместо двери, высокий забор и в нем ворота, смотрящие на восток.
Укусы больших черных вшей мешают уснуть. Лежа рядом с лошадьми и глядя сквозь дыру в потолке на мелкие немигающие в сухом воздухе звезды, Вавилов вспоминал надпись, которую прочел еще в Иране над входом в рабат Аббаса Великого: «Мир не что иное, как караван-сарай, а мы… караван».
Взятый с собой из Ташкента переводчик в Герате тоже заболел; его пришлось отправить назад. Пришлось нанять местного переводчика. Скоро, однако, выяснилось, что языка он не знает, зато неплохо разбирается в спиртных напитках и умеет их доставать в непьющей мусульманской стране. Пришлось переводчика прогнать и по утрам, пока еще спит караван, зубрить фарсидскую грамматику по учебнику на арабском языке.
…Дорога поднимается в гору, пересекает высохшие верховья Кушки, проходит мимо редких посевов пшеницы, ячменя. В горах прохладно, злаки созревают позднее, чем в долине, и стоят еще зелеными. По склонам гор растет арча, выше луга и голые глыбистые скалы, закрывающие небо.
Земледельческое население – туркмены. Потом узбеки. То и дело встречаются черные шатры кочевников. Это выходцы из южных районов: они перебираются сюда каждую весну на богатые пастбища. Немало здесь выходцев из Ирана и Белуджистана. Пестрая смесь племен и народов.
И так же пестр состав возделываемых культур.
Каждый километр приносит новые разновидности и сорта. Культура примитивная, по большей части неполивная.
Хилые урожаи. Никакого сравнения с интенсивной культурой Гератского оазиса. Часть населения ведет полукочевую жизнь: весною, после посева, отгоняют скот в горы на сочные альпийские луга. Многие снимаются целыми селениями, оставляя свои посевы на произвол судьбы. Здесь собрана коллекция этапов, через которые прошло развитие хозяйства: кочевое, полукочевое, оседлое…
В Мазари-Шерифе Вавилова посетил французский археолог профессор Фуше, маленький сухонький господин. Пригласил приехать в Балх, где Фуше вел раскопки, – в 20 километрах от Мазари-Шерифа.
В древности это был крупный город на Великом шелковом пути. Резиденция легендарных царей Персии, родина Зороастра – основателя религии огнепоклонников. Профессор Фуше рассчитывал найти здесь остатки культуры, соперничающей в своем величии с древнеегипетской и вавилонской. Среди развалин старого города он прорыл глубокие траншеи, обнажил древние стены Бактры. Но то, что он обнаружил, мало отличалось от убогих построек в современном Балхе и соседних кишлаках. Выделялась лишь городская стена из обожженного кирпича да огромные буддийские молельни с куполами, символизирующими водяные пузыри: Будда сравнивал с ними человеческую жизнь, указывая на ее эфемерность.
Не скрывая разочарования, Фуше водил российского путешественника по раскопкам. А Вавилов с трудом скрывал свое торжество: скромные результаты исследований Фуше подтверждали его выводы.
Разнообразие сортов культурных растений говорило о близости центра их формообразования, но сам центр земледельческой культуры был не здесь. Виды были представлены далеко не полным набором генов. Да и местность здесь слишком открытая, не защищенная от вражеских набегов, здесь не могла закрепиться первобытная земледельческая цивилизация.
«Следов интенсивной оседлой высокой культуры, равноценной или хотя бы сходной с великими цивилизациями древности, здесь не удалось найти и, как нам представляется, никогда и не удастся».
Ботаник поправлял археолога.
Распрощавшись с Фуше, Вавилов двинулся дальше.
Караван пересекает бесплодную каменистую степь. Дорога входит в ущелье, и путники на много томительных дней попадают в каменный плен. Со всех сторон высятся скалы. Узкая тропа, лепясь по карнизам, слепо повторяет их изгибы.
С каждым днем путь становится труднее. Тропа завалена камнями и щебнем. Она круто поднимается, потом внезапно спускается в полумрак глубоких каньонов. Пахнет затхлой сыростью. Сочащиеся влагой скалы отвесно поднимаются вверх, их прикрывает узкая полоска густой синевы.
На шестой день, обогнув большой выступ скалы, Вавилов увидел группу всадников, мчавшихся навстречу. Подскакав, они осадили коней. Просят подождать «большого начальника». С начальником случилась беда. Кто-то стрелял и тяжело ранил его. Русский доктор должен помочь начальнику.
Вавилов знает: объяснять, что он не врач, бесполезно; в азиатских странах всякого европейца считают доктором.
– Камерд, – говорит он. – Будем ждать в Камерде.
В рабате Камерд переполох. Афганцы кричат, перебивая друг друга и размахивая руками. Сейчас должны привезти или принести губернатора области.
Ночь. Но кругом светло. У стоянки каравана сотни людей с горящими факелами. Губернатора приносят на носилках. Он бредит. Вавилов велит вскипятить воду, промывает рану, выливает на нее весь имеющийся в запасе йод, забинтовывает раненого.
