Но в другом письме, датированном тем же 7 сентября, уже чувствуется обычное боевое настроение: «В общем, собираю огромный материал, если он только дойдет до назначения. Очень много дали Крит и Греция. 4 страны исследованы настолько, что, пожалуй, по полевым и огородным растен[иям] взято всё. Философия дается огромным материалом. И пока ее не поймал. <…> За неделю-две пребывания в каждой стране пытался взять максимум. Пока благодаря помощи местных ботаников и агрономов это удавалось.
Средиземье, черт его возьми, велико даже при европейском способе передвижения. От Марселя до Сирии – 14 дней пароход. Объевропеилось оно отчаянно. Даже неловко как-то, что И[нститу]т Прикладной] Ботаники на Крите нашел безлигульную пшеницу».
Еще одна открытка, датированная тем же числом, адресована В.Е.Писареву: «Вот и у Отелло в гостях. Стоит еще башня Дездемоны. Отелло был губернатором Кипра. Попытаемся разыскать следы эндем. Базары оригинальные. Огромные конские бобы, много бобовых. Пшеница оригинальная, дикокковидная»
[341].
Вавилов в несколько дней объездил весь остров, собрал и отправил обильный материал. Здесь он тоже нашел безлигульную твердую пшеницу, да в таком количестве, что назвал про себя его «островом безлигульных пшениц». «Киприйцы от нас только узнали, что они такие замечательные».
Как и предсказывал Николай Иванович, островная изоляция привела к образованию большого числа эндемичных растительных форм, в основном рецессивных.
Итак, Греция позади. Впереди Сирия. Затем Палестина. «А дальше Аллах знает. Иншалла. Как захочет Аллах»
[342].
8.
17 сентября 1926 г., Е.И.Барулиной: «Сегодня приехал в Сирию. Как и обычно, впуск сопровождался неприятностями. Таскали в полицию, выделили из всех пассажиров, описали с ног до головы все приметы. Сирия меня очень интересует. Не знаю, как удастся к ней подойти».
Прибрежная часть Бейрута – европейский город. В окрестностях банановые плантации, плантации сахарного тростника, виноградники – привозные субтропические культуры. Для Вавилова главный интерес был не в них. Через день он уже в Дамаске.
19 сентября, ей же: «Вот и в самом старом городе мира. Хотя и с бронированными вагонами, со стражей, удалось проникнуть. Город на краю пустыни, но сам весь в воде. Сады, ручьи. По Корану здесь всё для рая.
Масса бобовых. Ervum ervilia в большом разнообразии».
На юго-востоке, в горах Хорана, военное положение, партизанская война. Но Вавилову нужно было именно в этот район. На поезде, который вел бронированный паровоз, он доехал до города Хорана. Подступы к нему в наиболее опасных местах были перекрыты баррикадами. Однако воинский начальник, просмотрев его документы, сказал, что препятствий для путешествия по окрестностям нет. Друзы воюют против французских отрядов; тех, кто приходит с мирными намерениями, они не трогают. Достаточно нести над головой палку с привязанным белым платком, и можно чувствовать себя в безопасности.
Первые же экскурсии по арабским и друзским поселкам позволили собрать большое число образцов своеобразной твердой пшеницы. Позднее Вавилов выделит ее в особый подвид: хоранку. Она отличалась крупным зерном, крепкой неполегающей соломой, крупным компактным колосом, устойчивостью к засухе.
На склонах гор, среди камней, Вавилов впервые увидел заросли дикой пшеницы двузернянки, которую открыл Аарон Ааронсон, чью брошюра интриговала его с 1912 года.
Интерес Николая Ивановича к вероятному прародителю культурной пшеницы с годами не угасал, а напротив, становился сильнее. Особенно после путешествия в Афганистан, где был эпицентр разнообразия мягких пшениц, но дикой пшеницы не оказалось.
20 февраля 1925 года Николай Иванович писал своей бывшей студентке М.И.Тополянской: «Узнав, что Вы находитесь в Палестине, и получив Ваш адрес, пользуюсь случаем просить Вас о следующем. Нам нужно получить с горы Ермон, около Яффы, образцы дикой пшеницы Triticum dicoccoides, которая там растет в огромном количестве. Вы, может быть, знаете, что она была впервые найдена в Сирии и Палестине в 1907 г. Ааронсоном, директором Яффской с.-х. станции.
Для нас чрезвычайно интересно было бы получить возможно большее разнообразие форм: один сорт, одну ботаническую форму дикой пшеницы мы получили недавно от Еврейской рабочей организации, нам же нужно во что бы то ни стало получить по возможности все разновидности, которыми представлена дикая пшеница в Сирии и Палестине.
По работе Ааронсона, которую я читал, на горе Ермон встречаются десятки разновидностей, отличающихся по окраске колоса. Им найдены белоколосые, красноколосые, черноколосые с разным строением чешуй. Для нас было бы чрезвычайно важно получить возможно полное представление об этой дикой пшенице. Я как раз занят в настоящее время вопросом о происхождении культурных растений, и Вы поймете, что для решения этого вопроса иметь дикую пшеницу более чем необходимо.
Ааронсон, хотя и нашел пшеницу, но сам, не будучи ботаником-селекционером, не описал ее как следует, и до сих пор этой пшеницы мы не знаем надлежащим образом. Мне бы самому очень хотелось попасть в эти места, но вряд ли это скоро осуществится, и потому пользуюсь случаем просить Вас, буде это окажется возможным, помочь нам»
[343].
Тополянская с готовностью взялась выполнять поручение, но не справилась с ним. Сначала она приняла за дикую пшеницу другое растение, а когда осознала ошибку, сезон созревания пшениц уже прошел, семена осыпались, собрать удалось немного. Она извинялась, объясняла, что работает шесть дней в неделю и сбором растений может заниматься только по выходным.
И вот Вавилов сам набрел на заросли двузернянки!
Она уже созрела и осыпалась. Зерна и колосья надо было отыскивать среди камней, пришлось изрядно помучиться.
Ааронсон полагал, что этот дичок произведет революцию в селекции пшеницы, так как он растет на бедных почвах, неприхотлив, устойчив к засухе, обладает крупным зерном. Такого же мнения был доктор Кук.
Увы! Николай Иванович быстро убедился, что Кук и Ааронсон преувеличивали достоинства этого дичка. Он рос между камнями на влажной, богатой перегноем почве; камни прикрывали его от иссушающего солнца. Зерно у сирийского подвида было мелким, колоски небольшие; скрещивания культурных форм с двузернянкой, если бы и удались, вряд ли позволили бы получить более продуктивные формы (впоследствии опыты это подтвердили). Вавилов с иронией писал о «восточной фантазии» Ааронсона, о том, что «к гиперболическим описаниям Ааронсона и Кука надо было сделать серьезную поправку». Но «дикая пшеница была, конечно, интересна как одно из эволюционных звеньев»
[344].
