Некоторые россияне смотрели на него косо. «Свирепый» М.Я.Омельченко потребовал объяснить, по какому праву большевики переименовали славный город Петра в город Ленина. Вавилов ответил, что он не большевик и далек от политики, его дело – наука, но тот даже слушать не стал.
Какие-то авантюристы пытаются продать землю под будущую советскую миссию. Взять в толк, что он приехал не за этим, они не могут. Нервы у Николая Ивановича напряжены, он опасается, что интриги могут сорвать экспедицию.
11 февраля 1927 г., В.Е.Писареву: «Никогда еще не попадал в такой дипломатический круговорот, как здесь. Никто не верит, что от нас может приехать ботаник собирать пшеницу. <…> Принимаю визиты, трачу тьму денег на содо-виски, коньяк, почти спился, ибо не только на Руси есть веселие пити, но еще более в Абиссинии. Пиво и мед они изобрели до нас. Боги, великие и малые, когда же я выберусь из Аддис-Абебы. Переживаю положение почетного плена»
[363].
В дневнике он записывает: «Нервы мои уже вышли из равновесия. Кругом появилась тьма типов, которые устраивают всякие пакости».
Неожиданное приглашение к расу Тафари еще больше взвинтило Вавилова: они ведь обо всем договорились, для получения ожидаемой бумаги новой встречи с правителем не требовалось. Неужели козни подействовали, и в поездке будет отказано?!
Но рас Тафари принял его с прежней любезностью, в интимной обстановке, наедине, без переводчика: он сносно говорил по-французски. Стал расспрашивать о русской революции, о жизни в Стране Советов, о советской конституции. И больше всего: как удалось свергнуть царя, почему ему изменила армия? Расспрашивал долго, интересовался подробностями. Кто такой Чичерин? Кто Рыков? Детально расспрашивал о Ленине, о Гришке Распутине, о великих князьях.
В архиве Вавилова сохранилась фотография раса Тафари в парадном мундире, увешанном орденами. На ней рукою Николая Ивановича написано: «Имел 2 аудиенции в 2 ½ часа. Обещал послать Его Величеству книги на французском] языке с программой большевиков, коей Его Величество весьма заинтересован»
[364].
Вспоминал ли об этой беседе император Хайле Селассие полвека спустя – после того, как был свергнут с престола и перед тем, как был варварски умерщвлен?..
Николай Иванович вынес впечатление, что будущий император сознает, что его стране нужны кардинальные реформы, но он нерешителен, лишен воли и мудрости большого политика. Чтобы вырвать Эфиопию из объятий средневековья, нужен был политик масштаба Петра Великого. «Это не Петр», – записал он в дневнике.
3.
В дальние походы эфиопы отправлялись на мулах. То есть на мулах везли поклажу – сами шли пешком. Чтобы ускорить продвижение и облегчить путь караванщикам, Вавилов, кроме мулов, для каждого из них купил по ослу: они много дешевле. Но как только ослы появились во дворе французской гостиницы, где снаряжалась экспедиция, караванщики бросились врассыпную. Оказалось, в Эфиопии мужчине зазорно ехать на осле…
Вавилов решил, по крайней мере, купить людям сандалии, чтобы они не шли босиком. Сандалии в тот же день исчезли, перепроданные на базаре. Перед путешественником снова стояла босая команда. Пришлось купить новую партию сандалий и до времени упрятать их в тюк.
Но вот караван сформирован и снаряжен. Открытый лист за подписью императрицы и раса Тафари предписывает оказывать содействие «гостю Эфиопии».
18 февраля 1927 г., Г.К.Сухановой (Флаксерман)”. «Получил две аудиенции у его Величества и признан “гостем страны”. Завтра в путь вглубь страны на два месяца. Караван из 14 человек, 7 ружей, 2 копий, 2 револьверов и 10 мулов»
[365].
Можно выступать? Нет!
Переводчик, рекомендованный итальянским послом, объясняет, что надо у губернатора Аддис-Абебы заключить договор с караваном – таков порядок. Окруженный шумной ватагой, Вавилов идет к губернатору.
Он обязан внимательно относиться к людям? Что ж, это необходимо. Кормить и лечить их? Естественно. В случае смерти похоронить по принятым в стране обычаям? Да. Три раза в месяц давать глистогонные средства? Забавное требование, но для Эфиопии понятное: здесь все едят сырое мясо. Впрочем, в Эфиопии растет дерево, его сушеные соцветия – косо – отлично расправляются с солитером.
Вавилов готов подписать договор, но где же… обязанности каравана? Их в договоре нет!..
– Как быть, если кто-нибудь нарушит дисциплину? – спросил Вавилов у губернатора.
– А вы возьмите кандалы, – невозмутимо отвечает чиновник.
– То есть как?
– Очень просто, возьмите с собой кандалы, так делают все – и англичане, и французы.
– Ну, знаете, такому примеру я следовать не могу.
– Что ж, попомните, молодой человек.
Вавилов подписал договор: рядом с его росчерком появился ряд корявых крестов. В Ленинград отправлено последнее письмо из Аддис-Абебы:
18 февраля 1927 г., В.Е. Писареву: «Уже опаздываю на 2 дня. Не имея за собой никакой, в сущности, поддержки, кроме разрешения двигаться, переживаю все удовольствия быть представленным самому себе. Попомнишь полпреда в Афганистане и даже консулов. Но все равно. Двинемся. Страна эта во всяком случае заслуживает исюпоч [отельного] исследования. Я сделаю только часть»
[366].
4.
«На 2 месяца нужно держать в воле нервы. Предвидится кафиристанский аналог. Это чувствую». Так записал Вавилов в дневнике за несколько дней до выступления. И оказался неправ. Здесь он столкнулся с прелестями иного характера.
Караван пересекает основной земледельческий район – Годжам. «Огромные посевы абиссинского тэффа, любопытные своеобразные и разнообразные абиссинские пшеницы в невероятной пестроте форм, смешанные посевы ячменей, в том числе и черных голозерных, не известных нигде в мире, кроме этой страны. В большом количестве попадаются оригинальные местные абиссинские формы чечевиц, нута, гороха, чины. Около построек обычно растут огромные кусты дикой клещевины. Тут же своеобразная капуста-горчица, дающая большое количество семян, но в то же время используемая ради листьев. Много полбы».
Сборы превосходят все ожидания. Можно считать, что экспедиция проходит отлично.
Народ приветлив; можно не опасаться кинжального удара фанатика, который убийством «неверного» расчищает себе дорогу в рай. Однако управляться с караваном очень и очень непросто.
В эфиопских селениях путешественника встречают с большим радушием, а с ним и весь караван. К сырому мясу, густо сдобренному перцем, подаются в больших кувшинах эфиопское пиво – тала и в маленьких – тэч, крепкий перебродивший мед. После попойки не соберешь половины караванщиков. Они нашли дружков и с утра продолжают пить. Питие есть веселие не только Руси! А ведь пеший путь и без того медленен, экваториальный день короток.
