2.
Сделав основной базой экспедиции Мадрид, Вавилов по радиусам объезжал страну, следуя ходу часовой стрелки, чтобы успеть за созреванием хлебов. Ему удалось попасть и в Португалию, то есть охватить весь Пиренейский полуостров. Отсюда он продолжал хлопотать о Египте: хотя Гудзони справился с заданием, но это было не то, что побывать самому!
29 июня 1927 г., В.Е.Писареву. «Вступил на землю португальскую и через 3 часа в Лиссабоне. Главная задача – взять основной португальский материал и определить состав культурной флоры. 2000 руб. я получил. Many thanks. Их хватит, если, паче чаяния, на днях не получу египетскую визу. Хотя хлопец и собрал изрядно, был послан во время уборки хлебов, но я насобачился видеть вещи невидимые. И потому хочу пару недель пробыть в Верхнем и Нижнем Египте, очень надо бы. Хлопочет за меня Baur. Сложный план. 3-й день орудует сардинская экспедиция [Гайсинского]. За нее уверен»
[391].
Хорошим помощником Вавилова в Испании был российский эмигрант Яков Самойлович Хоровер. Ветеран Первой мировой войны, он мечтал вернуться в Россию. По образованию он был химиком, исследователем морской воды, так что научные интересы Вавилова были ему далеки. Но, как мы знаем, Николай Иванович умел увлекать самых разных людей.
Николай Иванович списался с Хоровером еще из Италии, и тот его инструктировал: как по приезде в Мадрид добраться до Музея естествознания и найти там сеньора Креспи.
Хоровер сопровождал Вавилова в некоторых поездках, в частности, по Валенсии, помогал всем, чем мог. Вавилов тем временем атаковал письмами советское консульство в Риме (в Испании советских представительств не было), ходатайствуя о скорейшем разрешении Хороверу и его жене вернуться в Россию.
«Консульство в Риме выказало такую большую готовность помочь нам в восстановлении наших прав российских граждан, что меня это прямо трогает, и за всё это я обязан Вам и благодарю Вас. Думаю, что готовность велика, ибо ответ пришел скорый. Получили формуляры для заполнения их, что я и сделал. Ответ, т. е. характер ответа, зависит от Москвы. Думаю, однако, что затруднений не будет. Все же имею больше прав на Россию, чем многие другие, ибо служил на военной службе, хотя бы царскому правительству, но все же Отечеству»
[392]. (Ожидания не оправдались: реэмигрировать
Хороверам не позволили, как и Гайсинскому.) В письме по другому поводу, прося Николая Ивановича не забывать и черкнуть на досуге открытку, Хоровер писал: «Ведь Вы мастер писать открытки во всех положениях: стоя, лежа, на ходу, в поезде, в автомобиле. Всегда вспоминаю с уважением и преклонением Вашу неутомимость»
[393].
Неутомимость Николая Ивановича особенно впечатляла в Испании, где, по наблюдениям того же Хоровера, «к сожалению, испанцы невероятные лодыри и Институт открыт только с 4 до 8 вечера. Прямо непостижимо!»
[394].
3.
Испания оказалась крепким орешком.
«Ни в одной европейской стране, – писал Вавилов, – не сменялись цивилизации так часто, как в Испании. Менялись столицы: вместо Эльче во времена римлян столицей становится Мерида, во времена вестготов – Толедо; столица арабов – Кордова, столица мавров – Гранада и, наконец, Мадрид. В архитектуре старых городов, как Толедо, можно проследить наслоение разнообразных стилей: романского, готического, ренессанса, барокко; с юга, начиная с VIII в., пришла сильная волна мавританского влияния. <…>
Разнообразие климата, почв в связи с горным рельефом, влияние различных цивилизаций, разнообразие народностей, заселяющих Пиренейский полуостров, – всё это, естественно, отображается на составе растительных культур, на земледелии»
[395].
«Сопоставление Испании с другими странами Европы, Африки и Азии позволило отчетливо выяснить влияние миграций и позаимствований и в то же время наличие самостоятельной культуры»
[396].
Исследуя земледельческие районы Испании, Вавилов, как реставратор древностей, снимал позднейшие напластования, чтобы выделить исконное. Он обнаружил, что «ряд полезных культур Внутренней Испании присущ только Испании; очевидно, он введен в самой Испании из состава диких растений».
На родине Дон Кихота, в Ламанче, Вавилов нашел в культуре древнюю пшеницу – однозернянку, «когда-то, во времена древней Трои, широко распространенную, а ныне повсюду вымершую, кроме Испании». Лес ветряных мельниц в Ламанче, таких же, с какими сражался Дон Кихот, для Вавилова не просто неожиданный курьез – для него это свидетельство на столетия застывшей, законсервированной культуры, которая только и могла сохранить нетронутыми древние сельскохозяйственные примитивы.
«Чем более мы изучали Испанию, тем более она представлялась нам замечательным историческим музеем, где можно еще проследить различные этапы развития земледельческой культуры, искусства»
[397].
Искусство, конечно, тоже интересует Вавилова; оно доставляет не только эстетическое наслаждение. Особенно поразительна роспись Альтамирской пещеры, уходящей в скалу на глубину до сорока метров. Стены густо украшены изображениями животных, выполненными с изумительным мастерством. Пещера была открыта в 1878 году, после чего автор открытия Марселино де Саутуола выпустил небольшую книжку. Он писал, что наскальные рисунки – плоды творчества древнего человека. Ученые-археологи отказывались этому верить. Они не могли допустить, что первобытный человек, едва владевший копьем и топором, мог создавать такие шедевры. Они скорее были готовы допустить, что «это фокус испанских иезуитов», которые «хотят скомпрометировать историков первобытности»
[398]. Многие ведущие археологи не желали даже посетить пещеру, чтобы увидеть всё своими глазами. Лишь в начале XX века факты взяли верх над предубеждениями – началось паломничество.
Николай Иванович не мог оторвать глаз от этих удивительных изображений. Он с восторгом писал о них Елене Ивановне, Олегу, Писареву – для него это свидетельство высокой культуры, расцветшей здесь в незапамятные времена палеолита. На открытке, воспроизводящей изображение бизона на стене пещеры, он пишет: «В натуре это в миллион раз лучше. А художник жил за 20 000 лет до Микеланджело. По рельефу же [?] превзошел флорентийца»
[399].
