Но Япония – не только очаг земледелия с сильным влиянием древней китайской культуры. В стране быстро развивается наука и практика селекции. Отсюда можно позаимствовать лучшие селекционные сорта: скороспелые формы риса – лишь один из примеров. В своеобразном климате Японии и в результате работы селекционеров многие иноземные растения приобрели совершенно новые качества. Мускусная тыква, завезенная из Америки, стала мелкой, скороспелой, покрылась характерными бородавками. Баклажан, завезенный из Индии, стал мелкоплодным. На остров Сахурадзима Вавилов попал в период уборки знаменитой японской редьки и видел, как крестьяне с трудом выкапывали пудовые корнеплоды. На тачке умещалось всего по два-три экземпляра, «издали можно было принять эти овощи за крупных поросят».
Вавилова сильно заинтересовали ячмени Юго-Восточной Азии, но уровень теоретического изучения разочаровал.
Он давно уже установил: центр происхождения двух основных групп ячменя – в Афганистане и в Эфиопии. Но в Японии обнаружились новые разновидности. Значит, здесь шел автономный формообразовательный процесс, для его изучения требовались генетические методы. Заговорив об этом с ведущими японскими специалистами по ячменю Икено и Такисаки, Николай Иванович увидел, что они просто не понимают, о чем он говорит! «Оказалось, что эти наивные джентльмены уже покончили генетику ячменя и попросту ячменя они совершенно не знают», – написал он Карпеченко в Калифорнию, где тот стажировался в лаборатории Томаса Моргана. И в другом письме, уже из Ленинграда, ему же: «Проблема восточноазиатского ячменя остается нетронутой, и кто-то ее должен решить, а решить ее нужно во что бы то ни стало, ибо от ее решения зависит понимание многих сюжетов». И дальше в свойственном Вавилову ироническом и в то же время деловом тоне: «Такисаки, каки-саки милые мальчики, сути дела не понимающие <…>. Вся субстанция видовая [ячменя] в Юго-Западной Азии, а в Восточной Азии развернулся какой-то своеобразный процесс. Генетику нужно всерьез заняться этим делом, и тут, несомненно, откроются сюжеты к познанию взаимоотношений Восточной и Западной Азии. Более трудной проблемы, чем ячмень Западной и Восточной Азии, я себе не представляю. Для риса, пшеницы, ржи всё неизмеримо легче»
[447].
12.
В Корее Вавилов объездил все земледельческие районы и особое внимание уделил имперской выставке, где, как мы знаем, сумел заполучить скороспелые формы риса. «Корею я за 8 дней постиг, даже написал вчерне “Земледельческую Корею” в поезде. <…> Собрал за неделю около 700 образцов, литературу. Думаю, что другому (напр[имер] Синской) на это потребовалось бы 2 месяца».
Это из письма жене от 4 ноября, написанного уже на пароходе, по пути на Тайвань (тогда его чаще называли Формозой – островом чудес, который тоже был японской колонией): «Там субтропики и тропики. Надо видеть. Теперь уже дело ясное – мир надо весь видеть, во что бы то ни стало. Тем более это быстро – вся Формоза с дорогой 2 недели, а то и меньше. Чай, камфара, бананы, апельсины, сахарный тростник.
Я знаю, что за мной бюджетные комиссии, сессии, но life is short [жизнь коротка]. И для дела надо видеть. Горизонты во всяком разе стали шире. Но еще шире и горизонты неизведанного. Надо браться за Ю.-В. Азию. Обдумываю 2[-е] изд[ание] Центров. Если бы всё бросить и ими одними [заняться], вышло бы большое дело. Попытаемся. <…> Словом, поездка идет продуктивно и полезно, более, чем в Западный] Китай. Да и путешествовать тут, конечно, очень удобно. Живут они лучше нас. Это факт».
13.
«Тайвань является, конечно, чисто китайским островом, – объяснял Вавилов в, “Пяти континентах” значение этой поездки. – Из 4 миллионов населения 90 % составляют китайцы. Островное положение сохранило здесь в почти нетронутом виде земледельческую культуру Китая, и поэтому посещение острова представляло для нас особенно большой интерес»
[448].
На базаре в Тайнане, в лекарственном ряду, Вавилов закупил образцы сотен неизвестных науке лекарственных растений – «всю китайскую медицину».
Вместе с профессором Тайнаньского университета доктором Танака он отправился вглубь острова. Здесь, в специальных резервациях, сохранились аборигенные малайские племена, за которыми укрепилась зловещая слава «охотников за черепами». Малайцы ютились в шалашах, поднятых на сваях для защиты от зверей и насекомых и прикрытых деревянными зонтиками – от дождя.
Малайцы не знали земледелия. Их занятие – сбор диких плодов и охота. Селения расположены в лесах, где в изобилии растут дикие яблони, груши. Особенно Вавилова заинтересовали заросли камфарного дерева: Тайвань – родина камфары. Камфарное дерево нельзя было считать культурным растением: его не возделывали, а только эксплуатировали.
Спустившись с гор, путешественники направились в провинцию Ката – на опытную тропическую станцию. Здесь ученые пытались ввести в культуру ценные технические растения. Вавилов обследовал плантации каучуконосов, мангового дерева, мангустана. Изучал коллекцию тропических цитрусовых, отличавшихся гигантскими плодами – с человеческую голову. Здесь же велась селекция сладкого картофеля – батата. Горсть семян, привезенных Вавиловым, послужила основой для выведения на Сухумской опытной станции ценных сортов, пригодных для субтропиков Кавказа. Здесь же Вавилов запасся образцами дикого и культурного чая. Особенно богатый «урожай» он собрал в огородах узкой прибрежной полосы: около ста пятидесяти неизвестных науке овощных культур.
Исследование Западного Китая и Дальнего Востока, Японии, Кореи, Тайваня привели Вавилова «к глубочайшему убеждению, что Восточная Азия есть ключ к разгадке многих загадок и по полевым, и по огородным, и плодовым растениям. Интерес ее гораздо больший, чем до сих пор мы думали. Формоза прибрежная – это старый Китай с китайским населением, и даже на этом обрывке Китая можно было видеть всё могущество Центрального и Восточного Китая как формообразовательных областей»
[449].
На очереди были Центральный и Восточный Китай, но китайская граница снова была на замке. Пришлось довольствоваться сотрудничеством с русским эмигрантом Б.В.Скворцовым – жителем Харбина. Он прислал толковую статью, Николай Иванович напечатал ее в «Трудах по прикладной ботанике», а автору написал: «Надо всерьез и надолго приниматься за это большое дело [изучение культурных растений Восточного и Центрального Китая], которое должны выполнить русские исследователи. Вот к этому делу мы и хотим просить Вас примкнуть в авангарде»
[450].
Обобщая исследования материалов, собранных в Синьцзяне, Японии и ее колониях, Вавилов пришел к выводу «о полном своеобразии этой великой культуры, о совершенно уникальном составе культурных растений, об оригинальных агротехнических навыках, о полной самостоятельности древнего восточноазиатского земледельческого очага, построившего свое сельское хозяйство на самостоятельных видах и родах растений», «в одомашнении здесь свиньи, курицы, шелковичного червя, золотой рыбки, воскового червя»
[451].
