«…Когда следователи в отношении меня, подследственного, пустили в ход физические методы (меня здесь били – больного 65-летнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам сверху, с большой силой… В следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные, чувствительные места ног лили крутой кипяток, я кричал и плакал от боли. Меня били по спине этой резиной, руками меня били по лицу размахами с высоты) и к ним присоединили еще так называемую “психическую атаку”, то и другое вызвало во мне такой чудовищный страх, что натура моя обнажилась до самых корней своих. Нервные ткани мои оказались расположенными совсем близко к телесному покрову, а кожа оказалась нежной и чувствительной, как у ребенка; глаза оказались способными (при нестерпимой для меня боли физической и боли моральной) лить слезы потоками. Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую плетью бьет ее хозяин. Конвоир, который вел меня однажды с такого допроса, спросил меня: “У тебя малярия?” – такую тело мое обнаружило способность к нервной дрожи. Когда я лег на койку и заснул, с тем чтобы через час опять идти на допрос, который длился перед этим 18 часов, я проснулся, разбуженный своим стоном и тем, что меня подбрасывало на койке так, как это бывает с больными, погибающими от горячки»
[806].
А вот свидетельство о том, как допрашивали Косарева: «Косарев лежал на полу вниз головой и хрипел. Макаров держал его за ноги, Родос за голову, а Шварцман бил его резиновым жгутом»
[807].
О Шварцмане есть и другие сведения: «Жестокость и садизм Шварцман проявлял в отношении видных коммунистов, высших командиров РККА и тому подобных – их Шварцман мог забить насмерть на допросе. “’Простым” же арестантам Шварцман стремился улучшить условия содержания, предлагал еду, давал чай и табак»
[808].
Относил ли он академика Вавилова к видным арестантам, как Мейерхольд и Косарев, или к простым, понять нелегко. Из опубликованных документов дела Вавилова прямых заключений на этот счет сделать нельзя. Часть материалов остается засекреченной.
Шварцман был арестован в 1951 году, на следующий день после ареста главы МГБ В.С.Абакумова. Их сделали главарями «сионистского заговора» – предшественника «Дела врачей». Шварцман смертельно боялся пыток, сразу «во всем признался», но его все равно избивали до полусмерти. Его наговоры на себя и других были настолько фантастичны, что вызвали подозрение в помешательстве, но психиатрическая экспертиза этого не подтвердила. После смерти Сталина и прекращения «Дела врачей» сионистский заговор распался, однако выявилось, какими методами Шварцман добывал «признания» своих жертв. Судили его в марте 1955 года закрытым судом, свидетельские показания давали уцелевшие жертвы. Выплыло, между прочим, и то, как он, уже после войны, «сфабриковал дело на ответственного работника Министерства сельского хозяйства СССР Шлыкова Г.Н., превратив честного советского работника в американского шпиона»
[809].
Шварцман был расстрелян. А «честный советский работник» Шлыков уловил перемену ветра и перелицевал себя в ученика и верного последователя академика Вавилова.
2.
«Альбац: Александр Григорьевич, скажите, Вавилов признал то, что ему инкриминировалось?
Хват: Я сейчас не помню: что-то он признал, а что-то нет… Дело надо смотреть… На протоколах делал свои вставочки – насколько я помню. Но шпионаж он не признал, насколько я помню <…>. Ну, когда делать, как говорится, было нечего, я давал ему бумагу – он сидел, писал.
Альбац: То есть он прямо у вас в кабинете писал? А в камере он не мог писать?
Хват: Нет, по-моему, не мог… И он написал примерно вот такую стопку. (Показывает толщину сантиметра 2–3.) Я всё это приложил к делу и в опись включил. И она была в конверте и в опись включена…»
В интервью с Евгенией Альбац Хват, как упоминалось, категорически отрицал применение к Вавилову «недозволенных методов следствия». Впрочем, не очень категорически. Сам-то он только шутил с Николаем Ивановичем, но за помощника своего Албогачиева не ручался: малограмотный, грубиян, нацмен…
В таблице капитана госбезопасности Миронова зарегистрировано 12 вызовов к Албогачиеву. Ни один из этих допросов не запротоколирован. Зато есть протоколы допросов, на которые вызывал Хват, но под ними стоят две подписи: Хват и Албогачиев. По странному совпадению, именно эти протоколы наиболее пространны: в них занесены показания Вавилова о своем вредительстве, о сообщниках. Вполне возможно, что Албогачиев участвовал и в других допросах: отсутствие подписи под протоколом не значит, что его не было.
Но вернемся к той ночи, с 14 на 15 августа, когда Хват обрабатывал арестанта на пару со Шварцманом.
«Вопрос: Чем занимался Ваш отец до революции?
Ответ: Мой отец, Вавилов Иван Ильич, до революции был совладельцем мануфактурной фирмы в Москве “Удалов и Вавилов”. Филиал этой фирмы был в Ростове-на-Дону.
Вопрос: К каким партиям или политическим группировкам принадлежал ваш отец до революции?
Ответ: Мне известно, что отец в 1905–1906 гг. был членом партии “Союз 17 октября”.
Вопрос: Где находился отец после революции?
Ответ: В 1918 году отец вместе с белыми из Ростова ушел за границу и с 1918 года по 1927 год проживал в Болгарии. В 1928 году он вернулся в СССР, где и умер в том же году Жил он последнее время в Ленинграде.
Вопрос: В период пребывания отца за границей вы с ним там встречались?
Ответ: Встречался в 1927 году в Берлине.
Вопрос: Следствию известно, что вы, будучи выходцем из буржуазной семьи, по своим убеждениям являетесь антисоветским человеком. Вы это признаете?
Ответ: Нет, не признаю.
Вопрос: Следствию известно, что вы, будучи по своим убеждениям антисоветским человеком, в течение долгого периода времени вели активную вредительскую и шпионскую работу, являясь руководителем антисоветской организации в возглавляемом вами научном учреждении и его филиалах на местах? Требуем правдивых показаний по предъявленным вам обвинениям.
Ответ: Антисоветской работой я не занимался и показаний по этому вопросу дать не могу»
[810].
