Между тем был человек, который с первого дня точно знал, что произошло с академиком Вавиловым. Об этом мне рассказал И.Е.Глущенко: я с ним беседовал, когда писал первую книгу о Вавилове.
В 1930-е годы сомнительные опыты по вегетативной гибридизации томатов выдвинули Глущенко в число ведущих «мичуринцев». Лысенко внедрил его в вавиловский Институт генетики. И вот утром 7 августа 1940 года, когда Глущенко копался на своих опытных делянках, на дороге остановилась машина, из нее вышел Трофим Денисович. Шагая через делянки, он подошел весь насупленный, нахохлившийся и, не здороваясь, грозным голосом спросил:
– Где твой директор?
Глущенко ответил, что Вавилова сейчас нет, он где-то в экспедиции, где точно, он не знает.
Лысенко перебил:
– Нет больше твоего директора!.. Арестовали твоего директора!..
Тут только Глущенко заметил, что под маской тяжелой насупленности в лице Трофима Денисовича прячется ликование. Его распирало, он должен был выплеснуть благую и столь долгожданную весть, затем и примчался к Глущенко.
Не сказав больше ни слова, Лысенко вернулся к машине и укатил.
5.
Когда тайное стало явным, директором Института генетики Академии наук назначили Т.Д.Лысенко. Он сразу приступил к его реорганизации. О том, в чем она состояла, есть выразительная запись в дневнике Вернадского: «Лысенко разогнал Институт генетики Вавилова»
[819].
Ну а главное детище Николая Ивановича, ВИР, досталось И.Г.Эйхфельду. Предательство было оплачено по высшему разряду: не тридцать иудиных серебряников!
Дела Эйхфельд принимал у и.о. замдиректора И.А.Минкевича. В акте о сдаче-приеме говорилось:
«В своей интродукционной работе Институт растениеводства руководствовался теоретической концепцией руководителя Института Н. И. Вавилова о так называемых “центрах происхождения культурных растений” и, “законе гомологических рядов изменчивости растений” <…>. Однако практика работы по интродукции показала, что теоретические установки, которые руководителем Института были положены в основу этой серьезной работы, не оправдались <…>. Эта теоретическая концепция не только не оказалась полезной в плановом и быстром привлечении всего наиболее ценного из мировых растительных богатств, но мешала и оказалась вредной в использовании даже того ценного, что было привлечено в Советский Союз Институтом растениеводства». Подписи: И.А.Минкевич, И.Г.Эйхфельд, А.И.Зубарев. И примечание: «И.А.Минкевич приступил к и.о. зам. директора по научной части Всесоюзного Института растениеводства с мая 1940 года, и ни института, ни его дел от своего предшественника не принимал»
[820].
Пошли слухи, что ВИРа больше не существует, что он превращен в Институт северного земледелия. На местах власти стали прибирать к рукам опытные станции. Эйхфельд слал панические телеграммы, доказывая, что ВИР еще существует…
Институт переживал агонию.
3 мая 1941 года Вернадский записал после встречи с одной из сотрудниц ВИРа, М.П.Белой. «Она работает в Институте у Н.И.Вавилова (Н.Н.Иванова) над селекцией семян ржи из всего Союза, собранных с огромными затратами. Когда она приступила к работе, то оказалось, что de facto из того, что числилось, осталось немного. Очень ценный труд Н.И.Вавилова был уничтожен чиновниками».
Н.Н.Иванов, руководитель отдела биохимии, «в связи с теми неприятностями, которые он пережил с разрушением дела его жизни, в связи с арестом Н.И.Вавилова»
[821], скоропостижно скончался 3 декабря 1940 года. Других ведущих работников – мозговой центр ВИРа – одного за другим утягивало кощеево царство. Жертвами репрессий стали Г.Д.Карпеченко, Л.И.Говоров, Г.А.Левитский, А.И.Мальцев, К.А.Фляксбергер – всего двенадцать руководящих работников ВИРа. Никто не вернулся живым…
А широкая общественность еще долго ни о чем не подозревала. В адрес академика Вавилова продолжали идти письма от самых разных людей. Вот одно из них, написанные старательным почерком школьника:
«Глубокоуважаемый академик.
В популярных книгах И.В.Мичурина “Итоги шестидесятилетних работ” и Н.А.Блукет “Охотники за растениями” я прочел и узнал, что Вы являетесь самым крупным охотником за растениями и много помогли И.В.Мичурину в добыче необходимых ему растений и семян, а также помогаете и многим нашим селекционерам, которые широко используют ваши семена, собранные в разных странах мира. Как начинающий опытник-мичуринец и селекционер, я также решил обратиться к Вам с убедительнейшей просьбой о высылке мне к весне будущего года некоторых семян, которые меня уже давно интересуют, но добыть их нигде не могу…» Дальше перечень необходимых юннату сортов. Письмо датировано 10 декабря 1940 года, через четыре месяца после исчезновения «антимичуринца»
[822].
6.
Как ни вынослив был Николай Иванович, как ни мала была его потребность во сне, но есть предел человеческим возможностям…
Да и Хвату было нелегко! У бедолаги тоже не было времени выспаться – ни днем ни ночью. В иные дни не мог и пообедать.
24 августа Вавилов снова в его кабинете – с утра до половины шестого. Изнемогая от бессонных ночей, Николай Иванович чувствует, что долго не продержится. Тотальное сопротивление бессмысленно, надо идти на уступки.
«Вопрос: Вы арестованы как активный участник антисоветской организации и агент иностранных разведок. Признаете себя в этом виновным?
Ответ: Я признаю себя виновным в том, что с 1930 года являлся участником антисоветской организации правых, существовавшей в системе Наркомзема СССР. В шпионской работе виновным себя не признаю.
Вопрос: Имейте в виду, что вам не удастся скрыть свою активную шпионскую работу и об этом следствие будет вас допрашивать, а сейчас покажите, с кем вы были связаны по антисоветской работе?»
Николай Иванович называет бывших наркомов земледелия: Яковлева, Чернова, Эйхе; президента ВАСХНИЛМуралова, вице-президентов Тулайкова, Горбунова, Мейстера, Вольфа… Все давно исчезли во тьме кощеева царства. Он с ними делал общее дело, стало быть, соучастник…
«Вопрос: В каком направлении велась вами вражеская работа в области сельского хозяйства?»
Что ответить?
Вавилов помнит сыпавшиеся на него обвинения: отрыв научной работы от практики, игнорирование опытного дела, неправильное районирование хлопчатника, игнорирование местных сортов… Всё чушь, ерунда. Как на него давили при каждом местном неурожае: заменить местный посевной материал лучшими селекционными. Приходилось снова и снова терпеливо объяснять: сорта, лучшие в одних условиях, в других могут быть худшими; достижения мировой селекции надо знать, новые сорта испытывать, вовлекать в скрещивания, но заменять ими сорта, приспособленные к конкретной местности, можно только после многолетних сравнительных испытаний. И он же игнорировал местные сорта!..
