Лысенко начинает с того, что доклад Юрия Жданова был направлен против него, хотя тот никогда его не вызывал, ни разу с ним не говорил. Значит, поверил наветам вейсманистов. Обвинил Лысенко в нетерпимости к критике, тогда как Трофим Денисович очень внимателен к критике, извлекает из нее всё полезное. Обвинил в том, что Лысенко нетерпим ко всем направлениям в науке, кроме своего собственного, тогда как он, напротив, содействует всем направлениям учения Мичурина и Вильямса. Что же до антимичуринских направлений, то он развивать их не может, но и подавлять, к сожалению, не может: для этого у него мало сил.
Отвергнув все упреки Ю.А.Жданова в свой адрес, Лысенко оговаривался, что у него под рукой только свои торопливые записи, а не полный текст доклада. Умная предосторожность: если что не так, можно сослаться на отрывочность своих записей.
Сталину письмо товарища Лысенко тотчас было доложено. С ответом корифей всех наук не спешил.
Через три томительных недели пришел косвенный ответ – от министра сельского хозяйства И.А.Бенедиктова: пакет со стенограммой доклада Юрия Жданова. Как это понимать?
11 мая 1948 г., Т.Д.Лысенко – И.А.Бенедиктову: «Возвращаю стенограмму “Спорные вопросы дарвинизма”. Считаю своим долгом заявить, что как в докладе, так и в исправленной стенограмме (где ряд мест немного сглажен против того, что, на слух мне казалось, было в докладе) докладчиком излагаются от себя давнишние наговоры на меня антимичуринцев – морганистов-менделистов.
Такая критика делается в секрете от меня, с тем чтобы я не смог ни устно, ни в печати возразить и опровергнуть. В исправленной стенограмме не указываются ни названия моих работ, ни страницы, из которых берутся цитаты. Поэтому читатели не имеют возможности сопоставить высказывания докладчика по тому или иному вопросу с моими высказываниями. Для пользы сельскохозяйственной науки и практики прошу поставить вопрос об освобождении меня от должности президента [ВАСХНИЛ] и дать мне возможность проводить научную работу. Этим самым я смог бы принести значительно больше пользы как нашей сельскохозяйственной практике, так и развитию биологической науки мичуринского направления в различных ее разделах, в том числе и для воспитания кадров научных работников»
[940].
Понятно, что хотя письмо адресовано Бенедиктову, о нем тотчас было доложено Сталину. И снова никакого ответа…
Корифей в нерешительности?
Молодому Жданову он симпатизирует: скоро женит его на своей дочери Светлане. Но своеволия терпеть нельзя, тем более в аппарате ЦК. Спустишь одному, будет соблазн для других. Лысенко – свой, колхозный, народный. Мичуринская установка – единственно правильная, нужная партии установка. Когда партия начала его поддерживать? В 35-м? Нет – гораздо раньше! Сколько низкопоклонников «мировой науки» пришлось укатать в крутые горки, расчищая ему дорогу! Маркс учил, что единой науки нет и не может быть. Наука есть пролетарская и буржуазная, советская и антисоветская. Возможно ли примирение между ними? Нет, невозможно! Прав беспартийный Лысенко, а не молодой партиец Юрий Жданов. Пусть ему это будет уроком. И Жданову-старшему пойдет на пользу. Он слишком о себе возомнил в последнее время. Вот и Маленков жалуется…
(Маленков, опасаясь усиления позиций Жданова-старшего, пытался подорвать его влияние наездом на Жданова-сына.)
Сталин вызвал Лысенко.
Третьим не лишним на встрече присутствовал А.А.Жданов. Молчал. Делал записи.
Решено провести дискуссионную сессию ВАСХНИЛ. Организовать ее надо по-партийному. То есть свободно, но с заранее известным результатом. Подготовка должна идти в тайне. Раньше времени никто ни о чем не должен знать.
4.
Как же получилось, что завотделом науки ЦК выступил против генсека?
Юрий Жданов утверждал, что доклад был согласован с его прямым начальником Д.Т.Шепиловым, который возглавил Управление агитации и пропаганды после удаленного Александрова. Но это мало что объясняет: Шепилов не мог одобрить то, что не одобрял генсек.
Похоже, что молодого Жданова ввел в заблуждение сам Сталин. Перед назначением его на пост завотделом науки у них был продолжительный разговор.
«Лысенко – эмпирик, он плохо ладит с теорией. В этом его слабая сторона. Я ему говорю: какой вы организатор, если вы, будучи президентом Сельскохозяйственной академии, не можете организовать за собой большинство».
Ю.Жданов воспринял эти слова как руководство к действию. Даже забыл о шутливом предостережении отца:
– Не связывайся с Лысенко: он тебя с огурцом скрестит!
Покаянное письмо молодого Жданова датировано 7 июля. Целый месяц оно тоже оставалось тайной…
Но что-то просачивалось, сгущалось напряжение. Встревоженные ученые слали письма в ЦК: Маленкову, Жданову, Молотову. В архивном фонде Маленкова В.Д.Есаков обнаружил послания И.И.Шмальгаузена, А.Р.Жебрака, С.И.Алиханяна, Е.В.Бобко, И.М.Полякова.
16 июля большое письмо Сталину направил П.Н.Константинов – о несостоятельности Лысенко как ученого и о его вредоносности как монополиста, подавляющего всех несогласных.
«Такой человек не имеет права быть администратором, а тем более руководителем».
«Он использует права президента [ВАСХНИЛ] для утверждения своего господства в науке».
«Почему с нами никто не хочет считаться?»
«Почему наша официальная критика не отражает мнения научной общественности, а старается угодить Т.Д.Лысенко?»
Константинов перечислил имена ведущих селекционеров, чьими сортами было занято 90 процентов сортовых посевов (Шехурдин, Лисицын, Писарев, сам Константинов…). Ни один из них не был сторонником Лысенко, не работал его методами. Письмо заканчивалось конкретными предложениями:
– Сместить Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ.
– Лишить его монопольного контроля над журналом «Агробиология» и другими изданиями.
– Провести довыборы членов ВАСХНИЛ.
– Реорганизовать ее работу.
Подпись под письмом была столь же внушительна, как его содержание:
Действительный член Всесоюзной академии с.-х. наук имени Ленина, лауреат Сталинской премии, завкафедрой селекции, семеноводства и методики опытного дела Тимирязевской с.х. академии проф. П. Константинов
[941].
Ответом на это и другие письма стала Августовская сессия ВАСХНИЛ1948 года.
5.
Сессия проводилась с 31 июля по 7 августа – в пик сельскохозяйственного сезона. Многие ученые разъехались по опытным станциям, а те, кто не был напрямую связан с агрономией, уехали в летние отпуска. Н.П.Дубинин удил рыбу на реке Белой – притоке Волги, в лесной глуши, вне связи с внешним миром. Только 25 августа, в Горьком, куда прибыл на пароходе, чтобы пересесть на поезд в Москву, Николай Петрович увидел в «Известиях» статью о разгроме «антинародного учения вейсманизма-морганизма». «Как будто земля разверзлась у меня под ногами, сердце наполнилось нестерпимой щемящей болью…»
