Вавилов ложится на шаткий плот. Два таджика ложатся на два других, меньших, плотика – один справа, другой слева. Держась руками за центральный плот, они отталкиваются от берега.
Река швыряет, вертит гипсары, окатывая путников жгучей водой. Сильно работая ногами и следя за шкурами, которые то и дело выпускают воздух, так что их надо поддувать через деревянные трубочки, таджики толкают плот к противоположному берегу, а он стремительно проносится перед глазами… Плот пристает к нему на несколько километров ниже по течению.
Дальнейший путь на юг опять преграждает хребет. Горы становятся мрачнее и круче, местность пустыннее. «Словно нарочно природа создала здесь естественные крепости в виде огромных крутых холмов, между которыми текут бурные реки».
Тропа то большими уступами поднимается вверх, то круто спускается вниз. Приседая на задние ноги и почти не переставляя передних, лошади скользят копытами по наклонным плитам. Многие километры приходится идти пешком.
…На ходу хорошо думается. Наверное, не раз приходит мысль: а что, если сорная рожь не связана с культурной близким родством? Ведь внешность растения обманчива. Не шутит ли сорная рожь такую же шутку, как персидская пшеница, которую лучший знаток пшениц уверенно отнес к мягкой – и оказался неправ! Надо будет провести скрещивания сорной ржи с культурной и посмотреть, что они дадут.
Но если и скрещивания покажут, что это ближайшие родичи?..
По берегу реки Пяндж дорога еще более утомительна и опасна. Ширина тропы – один-полтора аршина. Справа уходящая ввысь скала с частыми острыми выступами – они низко нависают над тропой. Слева – километровая пропасть. Тропа то и дело идет по оврынгам: шатким балконам, кое-как прикрепленным к отвесной скале. Они скрипят и колеблются, грозят обвалиться. Каждый шаг требует осторожности – от лошади и от человека.
Оврынги во многих местах повреждены, настил содран. Особенно трудно обходить выступы скал на поворотах. Приходится развьючивать лошадей, переносить пудовые тюки на руках, затем снова навьючивать.
На отдельных участках тропа становится шире и ровнее, тогда можно подняться в седло, дать отдых натруженным ногам. В один из таких моментов по тропе вдруг метнулись две большие тени. То поднялись, размахивая могучими крыльями, два орла и повисли над бездной. Испуганная лошадь всхрапнула и понесла. Поводья от неожиданности выпали из рук, и тут тропа стала сужаться и снова пошла по оврынгам.
Лошадь под Вавиловым чудом не сорвалась в пропасть, с большим трудом удалось ее успокоить… «Это то, что впоследствии больше всего вспоминает путешественник. Такие минуты дают закалку на всю жизнь, они делают исследователя готовым ко всяким трудностям, невзгодам, неожиданностям. В этом отношении мое первое большое путешествие было особенно полезным»
[88].
…А мысль продолжает работать.
При продвижении пшеницы на север вместе с ней двигался и сорняк. Проникая в неблагоприятные для пшеницы районы, менее прихотливая рожь все сильнее забивала пшеницу, пока человек, наконец, не заметил, что из сорняка тоже можно выпекать хлеб! На юге России, вспомнил Вавилов, еще можно встретить посевы суржика – смеси ржи и пшеницы. Выращивая эту смесь, крестьянин рассчитывает в случае благоприятных условий получить урожай пшеницы, если же пшеница погибнет, рожь спасет его от голода.
В более северных районах, где пшеница не родит, земледелец вынужден был заменить ее менее ценной, но более выносливой культурой. Сорняк становился культурным растением! Пшеница как бы на собственных плечах вынесла его из первичных очагов формообразования и «ввела» в культуру в местах, на тысячи километров удаленных от этих очагов! При подъеме в горы этот процесс более нагляден.
При продвижении сорнополевой ржи на север или в горы многие разновидности ее исчезают, теряются – потому беден ее сортовой состав в районах, где рожь возделывают, и богат там, где с ней борются как с сорняком! Значит, теория академика Коржинского подтверждается с точностью до наоборот! Не культурная рожь, вытесняемая пшеницей, превращается в сорную, а сорная, вытесняя пшеницу, становится культурной!
О приуроченности этапов движения мысли Николая Вавилова к отдельным эпизодам его путешествия мы, конечно, говорим гадательно. Но бесспорно, что процесс вхождения сорной ржи в культуру он ясно представил себе еще там, в ущельях и на перевалах Припамирья. Это легко доказывается сопоставлением дат. Он вернулся из экспедиции в октябре 1916 года, а в декабре уже выступил с изложением своей теории. За два месяца он успел окончательно убедиться: сорная рожь принадлежит к тому же виду, что и культурная! За это время он перерыл десятки трудов о первых путешествиях в страны Востока. С особым чувством листал «Книгу о разнообразии мира» великого венецианца Марко Поло, в которой описаны культурные растения посещенных им стран. Вавилов искал и боялся найти хотя бы беглое упоминание ржи. Не нашел. В XIII веке крестьяне Востока культурную рожь не возделывали!
Не доверяя себе, Вавилов проконсультировался с лингвистами – знатоками персидского и индо-санскритского языков. Не зря во время экспедиции он тщательно записывал местные названия растений. Рожь здесь называли джоу-дар или чоу-дар и гандум-дар. В переводе это означало – терзающая ячмень или терзающая пшеницу. Рожь здесь издревле знали как сорняк!
Теорию происхождения ряда культурных растений из сорняков Вавилов первоначально основал на агрономических и ботанических данных. Историко-лингвистическое подтверждение сделало ее еще более убедительной.
Часть вторая
Саратов
На грани эпох
1.
Вавилов рвался в новые путешествия.
«Мне хотелось бы удрать в Африку, Абиссинию, Судан, Нубию. Кстати, там так много можно найти», – писал он А. Ю. Тупиковой.
Но война и революция отодвигали задуманные экспедиции в туманное будущее. А выжидать в бездействии Вавилов не умел.
Его жизнь расписана по получасам.
Он выступает с докладами о своей экспедиции.
Разбирает привезенные материалы.
Ведет занятия со студентками Голицынских курсов.
В теплице Политехнического музея начинает опыты с памирскими скороспелыми пшеницами.
В вегетационном домике и на опытных делянках Селекционной станции Петровки продолжает эксперименты по иммунитету.
Всё это – жадно, увлеченно, охватывая все большее число объектов и связанных с ними научных проблем. Всё ему интересно, всё важно, всё значимо. В его беспорядочных действиях трудно уловить стремление к единой цели.
Недавние учителя провожают его укоризненными взглядами, когда он – бодрый, веселый, с разбухшим портфелем – быстрой, чуть раскачивающейся походкой проносится по коридорам Петровки. Нельзя же так разбрасываться!..
