Но как не похожи они на письма девятилетней давности! Теми он вносил «беспокойство и муть», этими – спокойствие и уверенность. Там искал для себя опору; здесь он хочет сам стать опорой, чтобы строить жизнь так, как они сами хотят. И как естественно в любовные письма к женщине вплетаются объяснения в любви… к науке, за которою он готов отдать жизнь, даже за самое малое в науке.
Сколько передумано, перечувствовано им за эти девять лет! О людях. О жизни. О науке. О самом себе. Как трезво обдумана, выношена им философия оптимизма: «Когда есть бодрость, смелость, удается то, что не удается обычно, что трудно»! Он допускает и сомнения, но только потому, что без них нет решений. Он допускает и уныние, и грусть, но на минуту – не больше!
Вавилова считали по натуре бодрым, веселым, жизнерадостным человеком. Он таким не родился. Он умел заставить себя быть жизнерадостным.
Безумство параллельных рядов
1.
Шведский натуралист XVIII века Карл Линней был глубоко верующим человеком. На двери своей комнаты он вывесил надпись: «Живите непорочными, Бог среди нас».
Но, как ученый, он поклонялся Богу фактов и не мог не замечать нестыковок между библейскими сказаниями и некоторыми фактами науки. «Когда я впервые стал заниматься изучением природы и увидел ее противоречие с тем, что можно было бы считать замыслом Творца, я отбросил прочь предубеждения, стал скептиком и во всем сомневался, и тогда впервые открылись мои глаза, и тогда впервые я увидел истину», – писал Линней.
Конечную цель науки он видел в классификации. Он много сделал в зоологии, минералогии, медицине, но основные его достижения – в ботанике. Он был королем ботаников.
Он разделил растительный мир на классы, отряды, семейства, роды и виды. Он ввел бинарную номенклатуру, то есть предложил обозначать растения двумя латинскими терминами: первый указывал его род, второй – вид в системе рода. До этого ботаника была лишь грудой разрозненных фактов. Линней привел их в систему, сделал стройной наукой.
Он считал всех особей вида потомками одной родительской пары, вид в его представлении был самой элементарной, первичной единицей биологической системы. Что же касается различий между особями одного вида, то он считал их нестойкими и потому не заслуживающими внимания систематика: «Разновидность – это растение, измененное случайной причиной: климатом, почвою, зноем, ветрами, – и при отпадении изменяющей причины снова восстанавливающее свое первоначальное строение».
Линнеевская классификация стала мощным толчком для ускоренного развития ботаники и всей биологической науки.
Жорж Кювье открыл мир ископаемых организмов, которые, по его мнению, возникали и уничтожались особыми актами творения.
Ламарк пытался противопоставить этой гипотезе идею изменяемости форм путем упражнения или неупражнения органов.
Дарвиновская теория естественного и искусственного отбора объяснила механизмы биологической эволюции.
Законы генетики вскрыли сущность наследственной природы организмов и их изменчивости.
Классификация, в которой Линней видел конечную цель исследования, оказалась лишь началом генерального наступления на загадки жизни.
Вид оказался отнюдь не самой элементарной таксономической единицей. Выявились переходные формы, занимающие промежуточное положение между видами. Обилие разновидностей и рас поражало исследователей. Отыскивание их становилось все более скучным, почти бессмысленным занятием, сходным с трудом Сизифа.
И все-таки, наращивая номенклатуру растительных форм, систематики делали великое дело. Они накапливали научные факты. А факты – сколько бы ни возникало новых теорий, сколько бы ни опровергалось старых – факты всегда остаются непреходящей ценностью науки, ее вечным золотым запасом. Никогда не исключена возможность, что самый, казалось бы, незначительный факт вдруг засверкает крупным алмазом в короне новой теории.
2.
В предвавильнике и на опытных делянках на хуторе Опоков ученики и ученицы Вавилова определяли растения…
По городу разгуливали патрули с винтовками и красными повязками на рукавах. На стенах расклеивали декреты советской власти. Был введен комендантский час: с наступлением темноты появляться на улице без особого пропуска стало опасно – можно угодить в кутузку, а то и быть приконченным на месте «при попытке к бегству». Чекисты рыскали по городу в поисках реальных или мнимых врагов. Ночные обыски, облавы, аресты.
Таковы были реалии двадцатого века.
А они сидели в восемнадцатом…
Но тому, чем они занимались, суждено было украсить век двадцатый и войти в двадцать первый.
Мир растений многолик. То, что присуще одному организму, не свойственно другому. В разделении растительных форм основной смысл линнеевской классификации. Но в ней заложен и прямо противоположный смысл! Между видами существует более или менее тесное родство, что, кстати, сознавал и Линней: «Все растения обнаруживают родство, как территория на географической карте».
Но эта сторона его наследия оставалась в тени – до тех пор, пока Николай Вавилов не выступил с идеей единства многообразия.
По свидетельству Э.Э.Аникиной, в первый же саратовский год, когда были выделены из его памирской коллекции без-лигульные формы ржи и пшеницы, Вавилов стал искать похожие формы у других злаков. Значит, к осени 1917 года идея закона гомологических рядов уже сложилась в его сознании…
Когда-то Менделеев, работая над учебником химии, задался скромной целью: расположить химические элементы в таком порядке, чтобы студентам их легче было запоминать. Он выписал элементы на отдельные карточки и стал сортировать их так и эдак, раскладывая необычный пасьянс. После нескольких неудачных попыток он решил расположить их в порядке возрастания атомных весов. Тут-то и обнаружилось, что свойства элементов повторяются с четкой периодичностью! Был сформулирован периодический закон, составлена менделеевская таблица, предсказано открытие еще не известных науке элементов – им предстояло занять те клетки таблицы, которые оставались пустыми.
Физического смысла периодического закона Менделеев не знал. Прошли десятилетия, прежде чем стало известно, что атомный вес элемента определяется количеством протонов и нейтронов в ядре атома, а его химические свойства зависят от числа положительно заряженных протонов и отрицательно заряженных электронов, вращающихся вокруг ядра на разных уровнях. Во времена Менделеева о внутренней структуре атома наука не имела ни малейшего представления, периодический закон был выведен интуитивно.
Опираясь на классификацию Линнея, эволюционную теорию Дарвина, законы генетики Менделя и материалы своей ирано-памирской экспедиции, Вавилов шел к своему открытию совершенно сознательно.
Виды связаны общностью происхождения. Дарвин в основу эволюционного учения положил идею о дивергенции – то есть о постепенном расхождении видов. Он показал, что естественный отбор чаще уничтожает промежуточные формы, крайние же варианты сохраняет. Близкие современные виды когда-то были разновидностями одного вида. Но если так, то эти виды сохранили черты своего прародителя, у них должно быть много сходных признаков!
