«Вдруг перед нами открылось чудесное зрелище: среди камышей на высоких ножках стояли прекрасные крупные розовые цветы лотоса. Все лодки направились к ним. Ботаники срезали лотос для гербария, Николай Иванович и мы, его помощники, собирали коробочки, цветки и целые растения».
Запомнила Галя Михайловна посещение местных опытных полей, других хозяйств. Особое внимание Вавилова привлекли местные способы земледелия на засоленных почвах.
«И всюду, где появлялся Николай Иванович, он у всех поддерживал интерес к исследованиям. Он буквально зажигал людей, рисуя перед ними увлекательные перспективы благодаря своим глубоким знаниям и эрудиции, и часто повторял свое любимое выражение: “Дерзайте, дерзайте, батенька мой!”»
[137].
Экспедиция позволила пополнить материалы, собранные в окрестностях Саратова и Самары. Они легли в основу задуманного Вавиловым труда о полевых культурах юго-востока – «края бесконечно интересного своими контрастами»
[138]. Писал книгу урывками, по ночам, но в марте 1921 года он ее уже завершил, издать смог только через год. Она открывается посвящением:
Солнечному, знойному суровому Краю,
настоящей и будущей
Агрономии юго-востока,
как дань за несколько лет
приюта и гостеприимства,
посвящает этот очерк
Автор
Романтик в нем часто брал верх над классиком.
5.
Вернувшись из путешествия по Волге, Вавилов отправился в Воронеж – на съезд по прикладной ботанике, о чем мы упоминали. Оттуда писал Елене Ивановне: «К гомологическим рядам большой интерес. Выслушиваю и критику, и одобрения. Больше последних, но больше интересуюсь критикой. Признаюсь, побаиваюсь Талиева. Он очень остроумный, и сердитый, и врожденный полемист. Его мнение мне было очень любопытно, но пока не спрашивал. Вчера неожиданно в конце доклада [Талиева] “Теория эволюции и селекции” услышал большое одобрение, которого никак не ждал от Талиева»
[139].
По учебнику ботаники Валентина Ивановича Талиева училось несколько поколений студентов, его труды Вавилов штудировал студентом, когда готовил доклад об экскурсии на Кавказ. Много лет Талиев был профессором Харьковского университета, в 1919 году возглавил кафедру ботаники в Петровке. Ему были близки проблемы эволюции, он остро критиковал «виталистические» взгляды Коржинского, а теоретические положения Августа Вейсмана разносил как возврат к дремучему средневековью. Одобрение столь жесткого и язвительного критика было для Вавилова приятной неожиданностью.
Иначе отнесся к закону гомологических рядов воронежский профессор Борис Михайлович Козо-Полянский. Пока докладчик опирался на обработанные им самим и его ученицами фактические данные, возразить было нечего, но когда он, настаивая на всеобщности закона, заметил, что параллелизм в изменчивости должен наблюдаться и у животных, Козо-Полянский воскликнул:
– Но мы не встречали рогатых лошадей!
Вавилов ответил:
– Найдутся рогатые лошади.
В прениях по его докладу язвительный Талиев «сказал много существенного, и для него – в мягкой форме», но Козо-Полянский «был очень суров»
[140].
Вавилов не пришел в эйфорию от похвал и не отмахнулся от критики. Выступление Козо-Полянского воспринял как «первую критику по самому существу. Много кратких, но дельных замечаний по фитопатологии». Он готов признать свои упущения: «Зайдя к вершинам, легко заблудиться, особенно тогда, когда в сутолоке, конечно, не уследишь ни за палеонтологией, ни морфологией. Сегодня или завтра будем с ним толковать долго»
[141].
После долгих толков с Козо-Полянским каждый остался при своем мнении.
Два года спустя – уже из Петрограда – Вавилов послал ему только что вышедшую книгу Л.С.Берга «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей». Книга была вызывающе дерзкой. Автор выдвигал новую теорию эволюции, противопоставляя ее теории естественного отбора. Если по Дарвину наследственные изменения носят случайный характер, а направление эволюционному процессу придает выживание наиболее приспособленных в борьбе за существование, то для Берга направленная эволюция – изначальное свойство жизни. Берг широко опирался на вавиловский закон гомологических рядов: в параллельной изменчивости родственных видов и родов он видел подтверждение того, что изменчивость происходит направленно.
Вавилов новую теорию не принял, но книгу Берга считал интересной и важной: в ней было много новых фактов, включая данные о рогатых лошадях и даже о рогатых кроликах.
О том же он сообщил другому воронежскому оппоненту, профессору Н.П.Кобранову.
23 августа 1922 г.: «Прежде всего уведомляю Вас, Сократа Константиновича [Чаянова] и Бориса Александровича [Келлера] о том, что рогатые лошади существуют и описаны в 1895 году Осборном
[142]. Мало того: оказывается, существуют даже рогатые кролики»
[143].
Но и до выхода книги Берга Вавилов продолжал дорабатывать закон гомологических рядов, привлекая новый фактический материал и уточняя формулировки. В ноябре 1920 года, возвращаясь из Петрограда в Саратов и остановившись в Москве, он узнал, что здесь готовят конференцию для обсуждения его закона. Он готовит новый вариант доклада: «Для завершения Закона гомологических рядов необходимо изучить детально палеоботанику, палеозоологию и зоологию. Там кое-что, как здесь, – не так конкретно, не так ясно, но есть аналогичные идеи. <…> Здесь, в Москве и Петрограде, есть общий интерес к нашей работе. Это стимулирует»
[144].
В 1921 году, на пароходе, по пути в Америку, Вавилов начал писать статью о законе гомологических рядов на английском языке. Завершил ее на обратном пути. Остановился в Англии, где его ждала встреча с коллегами и друзьями: Бэтсоном, Паннетом, Биффеном, Персивалем… Некоторых уже не было в живых, о чем он с грустью писал Леночке.
С глубоким волнением (о чем тоже ей писал) передал рукопись статьи «апостолу». Великий скептик одобрил статью и рекомендовал к печати. Она появилась в «Журнале генетики»
[145]. К оттиску, посланному П.П.Подъяпольскому, Вавилов приписал: «Посылаю Вам, по-видимому, самую лучшую из своих работ, к сожалению, на английском языке. Когда-нибудь напишу ее по-русски».
