Книга Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время, страница 79. Автор книги Семен Резник

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время»

Cтраница 79

И в это время две теплушки с вавиловцами прибыли в северную столицу.

4.

Попав на Петроградский фронт и в кронштадтскую историю, Николай Иванович должен был быстро сориентироваться в обстановке. Он делал всё возможное, чтобы в политику не встревать. 18 марта он писал Подъяпольскому: «Хлопот миллионы. Воюем с холодом в помещении, за мебель, за квартиры, за продовольствие <…>. Должен сознаться, что малость трудновато налаживать новую лабораторию, опытную станцию и устраивать 60 человек персонала (вместе с питерскими).

Набираюсь терпения и настойчивости.

Недели три пройдут в устроении, а там посев. Надо достать лошадей, орудия, рабочих. Словом, иногда, дорогой Петр Павлович, страшно, что не справишься.

Что сможем, сделаем» [163].

Одновременно или сразу после избрания заведующим Отделом прикладной ботаники Вавилов был избран профессором селекции Петроградского сельскохозяйственного института. Институт располагался в Детском Селе, там же, где экспериментальная база Отдела, – это было удобно. «Север все-таки очень завлекателен, – писал он в том же письме. – Первую лекцию собираюсь читать на тему “Пределы земледелия и пределы селекции” (имеются в виду северные пределы. – С.Р.). Сделано мало, и можно сделать много. Внешне наша лаборатория прекрасна. И вообще в Царском хорошо. В городе (я раздваиваюсь между селом и городом, 3 дня в городе, 4 – в селе) хуже. Холодно и люди пообессилили…» [164]

С введением нэпа появляются надежды на оживление хоть какой-то экономической жизни. На глазах возникают мелкие предприятия, артели, открываются магазинчики и лавчонки. Им, как ни странно, есть чем торговать. Но – не хлебом единым жив человек! Как по волшебству, оживают типографии, возникают частные журналы, книгоиздательства. Появляется надежда, что независимое слово, вопреки всем препонам, снова станет пробиваться к читателю.

Неожиданно приходит письмо из Америки: российских ученых приглашают на международный съезд по болезням хлебов. Приглашения именные. Одно Николаю Ивановичу Вавилову, другое Артуру Артуровичу Ячевскому.

Поездка за океан – это возможность ознакомиться с работой американских, а на обратном пути и европейских исследователей культурных растений, закупить литературу, лабораторное оборудование, семена. Другой такой случай представится нескоро!

5.

Руководство Сельскохозяйственного ученого комитета одобрительно относится к поездке, но не властно само решить этот вопрос. Вавилов и Ячевский едут в Москву, где как раз открывается 7-й Всероссийский съезд по сельскохозяйственному опытному делу.

Программа съезда большая, рассчитана на 10 дней, с 15 по 25 июня. Вавилов на заседаниях появляется нечасто – ему надо пробить поездку в Америку. Он «с утра до ночи» обходит разные учреждения, пишет бумаги, уговаривает, убеждает, доказывает необходимость поездки. Нужно согласие Наркомзема и Наркомфина, Наркомата иностранных дел и Рабкрина, Чека и Совнаркома, Совета труда и обороны и Совнархоза.

Проще всего найти понимание в Наркомземе: там есть люди, которые его знают и поддерживают. Ведущий экономист-аграрник Александр Васильевич Чаянов, член коллегии Наркомзема, знает Вавилова со студенческих лет. Пользуются влиянием и другие экономисты-аграрники: Сократ Константинович Чаянов (двоюродный брат Александра Васильевича)

и Николай Дмитриевич Кондратьев. Они тоже давно и хорошо знают Вавилова.

Одобрение Наркомзема расчищает дорогу в Наркомфин. Здесь им ассигнуют немалые средства – не в советских бумажках, которые обесцениваются с каждым днем и даже часом, – золотом. Но тем труднее добиться согласия ЧК, ВСНХ, других инстанций. Между тем поездка нужна еще по одной причине, для власти куда более насущной.

22 июня на Съезде по опытному делу выступил только что прибывший из Саратова профессор-экономист А.А.Рыбников. Он говорил о страшном неурожае, поразившем Поволжье и прилегающие регионы страны.

О том, что в Поволжье сильная засуха, Николай Иванович уже знал, но масштабов бедствия не представлял. С присущим ему оптимизмом слухи о надвигающемся голоде считал преувеличенными.

И вот на трибуне хорошо знакомый по Саратову профессор Рыбников, серьезный ученый, не паникер. Он взволнован, но держится строго, деловито, речь его подчеркнуто суха, конкретна, наполнена цифрами, обоснованными, хотя и предварительными прогнозами. Вслед за ним выступает саратовский агроном М.И.Куховаренко – тоже хороший знакомый Николая Ивановича. Он дополняет данные Рыбникова. Озимые посевы выжжены дотла. Яровые, которые двинулись в рост позднее, повреждены частично, но если засуха продлится еще две-три недели, они тоже превратятся в пепел. Запасы продовольствия, которых должно было хватить до нового урожая, изъяты повторными реквизициями, аварийных запасов нет.

Фактически голод уже начался, хотя пока еще не повсеместно. По предварительным данным, бедствием охвачено 25 губерний. Те, кто могут, разбегаются из сел, но большинству податься некуда. Родители привозят детей в Саратов, Царицын, Казань, Самару и, под покровом ночи, оставляют у дверей детских приютов, а сами исчезают. В приютах детей тоже нечем кормить, в наибольшей опасности – дети. Надвигается голод куда более масштабный, чем в памятных старикам 1891 и 1892 годах, – тот знаменитый голод, на котором «работали» и о котором писали Лев Толстой, Владимир Короленко, Глеб Успенский, Антон Чехов, Иван Бунин, другие, не столь знаменитые писатели. «Не было другого события, столь оживленно обсуждаемого русской печатью, публицистами, писателями и журналистами различных направлений, как [эта] “летопись народного разорения” (Г.И.Успенский)» [165].

Николай Вавилов в ту пору был малым ребенком, но позднее много читал о том бедствии, оставившем глубокую борозду в народной памяти и общественном сознании. Да и слышал от очевидцев.

Вавилов знал, что тогда засуха охватила 17 губерний, теперь Рыбников и Куховаренко говорят о 25 губерниях (на самом деле их окажется около сорока – с общим населением в 90 миллионов человек). Тогда у государства и земства имелись хлебные резервы. Недостаточные, медленно и неумело распределяемые бездушными бюрократами, но – были резервы! Теперь о резервах говорить не приходилось. На помощь голодающим тогда пришли общественные силы, интеллигенция, поступали пожертвования от частных лиц, и не только российских: продовольствие шло эшелонами из Европы, пароходами из-за океана. Прибытие кораблей с мукой из Соединенных Штатов и распределение ее среди благодарного населения запечатлено на двух картинах Ивана Айвазовского. Железные дороги работали бесперебойно, были введены льготные тарифы на поставки продовольствия в районы голода. На местах создавались бесплатные столовые. Только Лев Николаевич Толстой со своими помощниками обслуживал около семидесяти бесплатных столовых в двух уездах Тульской и одном уезде Рязанской губернии. В Саратове много делал для спасения голодающих генерал-губернатор Косич – об этом Вавилов знал от Подъяпольского.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация