17 июня, П.В.Кислякову, Ставрополь: «Программа старая, с длительными стационарными наблюдениями, конечно, не по сезону. Нужна более реальная и быстрая работа с агрономическим уклоном. <…> Финансовое положение в Петрограде так же, как и везде, конечно, исключительно трудное. Не далее как сегодня не хватило средств на уплату марок на заказные письма. Думаю, что это преходяще, но, конечно, перспективы ближайших месяцев не из радостных. Мы, во всяком случае, не отчаиваемся, продолжаем вести свою работу, налаживаем Отдел и станцию. На всех опытных станциях произведены опытные посевы вплоть до Туркестанского отделения. Получили из-за границы огромную ботаническую литературу – до 7000 названий, тысячи образцов семян, включая кормовые и луговые, и, думаю, как-нибудь проживем ближайшие трудные месяцы».
17 июня, К.И.Пангало, Ташкент: «Было бы чрезвычайно важно составить для Туркестана нечто вроде книги “Полевые и огородные культуры Туркестана” с описанием сортов, самих культур, их особенностей. <…> Писарев составляет такую работу для Восточной Сибири, Таланов – для Западной Сибири, Я куш кин а – для Крыма».
20 июня, Д.Н.Бородину: «Получил Ваше письмо относительно Мюллера [Герман Мёллер] и Альденберга. С [Л.С.] Бергом мы сегодня приступили к хлопотам. Как и предполагал, дело не очень простое. <…> Я постараюсь сделать всё, что смогу. <…> Я не уверен, что на отправку этого письма у нас хватит средств, и пишу это Вам самым серьезным образом. Мы, конечно, продолжаем и будем продолжать пока
свою работу, и, конечно, если приедут американцы, можно и им доказать, что мы еще окончательно не сдохли и что мы надеемся, что через несколько лет мы еще расцветем <…>. Недели через полторы, если будут деньги, отправлюсь в Москву хлопотать о средствах на Опытную станцию, и, может быть, из этого что-нибудь и выйдет»
[209].
23 июня, Н.Д.Бородину: «Еду через два дня в Москву и Воронежскую губернию для того, чтобы наладить нашу степную станцию и с осени нынешнего года и весны будущего начать в большом масштабе испытывать американские материалы. Пробуду около трех недель в путешествии. Здесь мы заняты внутренними делами. Идет усиленное сокращение учреждений и штатов и попытка наладить финансовую систему. Сокращена эмиссия [бумажных денег]. В результате с февраля без жалования, но цены как будто на всё начинают падать. Всё поглощено этой внутренней перегруппировкой. Это касается и других ведомств, но в особенности Наркомзема, который хочет перенести большую часть даже своих опытных учреждений на самоснабжение»
[210].
28 июня, в Опытный отдел Наркомзема, Москва: «Часть грузов пришла из Ревеля в Петроград и не может быть из-за отсутствия средств выкуплена и вывезена из таможни».
8 августа, представителю Внешторга Данцову, Берлин: «В январе-феврале текущего] года мною во время пребывания в Берлине было заказано на средства Наркомзема большое число книг для Бюро прикладной ботаники Сельскохозяйственного Ученого комитета, для Петровской академии и для ряда опытных станций. <…> До настоящего времени книги не получены. Прошло уже более 7 месяцев со дня заказа. <…> Нет никаких уведомлений, ни объяснений относительно этой задержки. То отрицательное отношение, которое у каждого, имеющего дело с Внешторгом, невольно возникает, в полной мере подтвердилось в моем личном опыте передачи заказов Внешторгу и в Ваше научное отделение. <…> Деньги давным-давно были переведены, и дело совершенно не в финансовой стороне, а в чем-то другом»
[211].
13 августа, В.В. Таланову: «Я забыл об очень существенном договориться с Вами в Москве. <…> Мы сейчас задумали в Отделе попытаться ввести некоторую планомерность в испытание сортов по районам <…>. Поэтому очень прошу Вас прислать копию списка того материала, который Вы рассылаете, и копию областей и учреждений, которым будет разослано. <…> Имеем в виду приступить к сводке вообще сортоиспытания в Европейской и Азиатской России для разных растений, и тот опыт, который теперь по Вашему почину пойдет в широком масштабе, конечно, нужно захватить в самом начале. Мне кажется, что Вам это предложение будет сильно по душе, и поэтому очень прошу Вас помочь в этом».
13 августа, Д.Н.Бородину: «Большая просьба к Вам, если позволяют ресурсы, выслать посылки
[212]. Первые три: на мое имя, на имя Чинго-Чингаса и Якушкиной – получены. Пошлите на этот раз по нашему адресу следующим сотрудникам:
1) Виктору Евграфовичу Писареву,
2) Кириллу Наумовичу Ткачуку,
3) Константину Андреевичу Фляксбергеру,
4) Надежде Максимилиановне Шаллерт,
5) Елене Ивановне Барулиной.
Очень прошу об этом. <…> Наше финансовое положение исключительно трудное. Хотят будто [бы] уладить его в октябре; деньги уже отчасти стабилизируются»
[213].
3.
15 августа 1922 г., Полпредство РСФСР, Берлин: «Профессор Мюллер [Мёллер] известен своими работами в области изучения наследственности животных. Проф. Мюллер является беспартийным, совершенно аполитичным научным работником, и его приезд в Россию преследует исключительно научные цели. Прошу Миссию оказать содействие проф. Мюллеру с получением виз для въезда в Россию на срок 2–3 недели и беру на себя поручительство за проф. Мюллера. К этому должен добавить, что в последнюю поездку русских профессоров в Америку, Ячевского и Вавилова, им был оказан исключительно радушный прием»
[214].
Когда Вавилов в Нью-Йорке знакомился с лабораторией Томаса Моргана, Мёллер в ней уже не работал. У него была своя лаборатория в Институте Карнеги, в том же Нью-Йорке, в районе Лонг-Айленд. Вавилов навестил его, и Мёллер сразу же покорил гостя своим деятельным оптимизмом, бьющей через край энергией и верой в то, что в Советской России открываются огромные перспективы для научной работы по генетике. Беспартийный и аполитичный, Мёллер по своим взглядам был леваком, читал и почитал Маркса, капиталистический строй считал себя изжившим. Он загорелся желанием увидеть Страну Советов. По ходатайству Вавилова виза ему была дана.
Мёллер привез в Москву коллекцию дрозофил, включая мутантные линии, которые культивировались в лаборатории Моргана и его собственной. Он их подарил Институту экспериментальной биологии, что значительно продвинуло работу русских генетиков по развитию хромосомной теории наследственности. У него сложились дружеские отношения с директором института Н.К.Кольцовым и его ведущими сотрудниками С.С.Четвериковым, А.С.Серебровским и другими. Он выступил на собрании, посвященном столетнему юбилею Менделя.
