Из Москвы Мёллер приехал в Петроград и здесь был окутан вниманием и гостеприимством Вавилова. Николай Иванович знакомил его с работами Отдела прикладной ботаники, с другими учреждениями, с планами на будущее. Просил взять с собой посылки с семенами памирской пшеницы и турецкого ячменя, чтобы передать одну из них в Берлине профессору Эрвину Бауру, а остальные – американским агроботаникам.
29 августа, Д.Н.Бородину: «Два дня у меня был м-р Мюллер, помогли ему как могли, сегодня он оправляется в Гамбург.
<…> Пожалуйста, пришлите, если можно, штук 6—10 обыкновенных ручек с чернилами, какие Вы мне покупали перед отъездом. Они очень нужны, а также для каждой ручки по одному флакону чернил, так как чернил здесь не имеется. В Германии они стоят не дешевле, и поэтому я жалею, что не закупил их в большом количестве в Америке. Если можно, пришлите даже дюжину»
[215].
Чернил в Стране Советов не было, зато перспективы были блестящие. Мёллер уезжал в полной уверенности, что будущее принадлежит Советам…
4.
Постепенно тон писем Вавилова становился более спокойным, хотя они по-прежнему походили на боевые реляции:
21 августа 1922 г., Париж, Институт Пастера, С.И.Метальникову: «Трудно в особенности финансовое положение неустановившееся, но все же чувствуется перелом, и, по-видимому, в лучшую сторону. Приостановилось падение валюты, и деньги начинают иметь хоть какой-нибудь реальный смысл. С возобновлением частного издательства печатается больше книг. Нынешний год урожай – выше среднего, и, хотя, он, конечно, не покроет недосева, все же прекратит голод. Я только что объехал Воронежскую, Тамбовскую, Саратовскую и Новгородскую губернии, где у нас имеются свои станции, и в некоторых уездах урожай позволит стать на ноги хозяйству»
[216].
25 сентября, Москва, П.Т.Клоткову: «Закуплены химические реактивы в большом количестве за границей, огромное количество посуды, весов аналитических, термостатов и т. д. Я не сомневаюсь, что через 2–3 месяца работу можно будет пустить полным ходом. Главное наше желание – наладить анализы культурных растений в географическом масштабе, провести исследования для главнейших растений поширотно и померидианно. В настоящее время организуем 12 пунктов посевов в Европейской и Азиатской России (Новгородская губ., Вологодская, Петроградская, Московская, Харьковская, Саратовская, Екатеринославская, Тифлисская, Воронежская, Ташкент, Восточная Сибирь), и одни и те же чистые линии будут высеваться во всех пунктах ежегодно. Нас эти посевы интересуют с разных сторон в смысле выяснения периода вегетации, морфологических особенностей, и нужно наладить широкое химическое исследование этих сортов. <…> Вместе с химией у нас ведут исследования мукомольных и хлебопекарных качеств хлебов, которыми ведает К.М.Чинго-Чингас».
Сентябрь 1922 г., Наркомзем, С.К.Чаянову: «Подготовляю статью о Мичурине, она уже почти готова. К осуществлению ее привлек нашего лучшего плодовода В.В.Пашкевича. Попытался составить полный перечень статей, написанных Мичуриным, набрал их пока 65, но не уверен, насколько полон этот список. Написал письмо Мичурину. В московских, “Известиях” меня тут на днях выругал кто-то за незнание о Мичурине, будто бы, когда меня спросил кто-то в Вашингтоне о Мичурине, то я отозвался полным неведением о его существовании. Это конечно, вздор».
13 ноября, П.П.Подъяпольскому: «Кое-что удается. Понемногу начинаем приобретать внешний облик. Кончили ремонт в городе, отстроили Северную Новгородскую станцию. Северная станция расположена в настоящей тайге, с буреломами, заломами (так называют повалившийся лес). Нет ни воробьев, ни голубей, ни ворон.
В Царском Селе ведем не на жизнь, а на смерть борьбу за создание генетической станции. Трудно, но, пожалуй, справимся. Нью-Йоркское отделение действует вовсю. Получили более тысячи сортов кукурузы, всю специальную литературу. Послали экспедицию на Канинский полуостров в поисках дикого раннего клевера. Он нужен нам, и о нем просит Вашингтонское министерство.
Об экспедиции Писарева в Монголию нет сведений, боюсь, не случилось ли чего-нибудь, но одно известие было исключительного интереса. Найдены новые группы ячменей, овсов. По, “[гомологическим] рядам” множество фактов.
Сегодня получил любопытное письмо из Тифлиса [от П.М.Жуковского]. У дикого ячменя Hordeum murinum нашли всё, что требовалось: белоколосый, красноколосый, черноколосый и т. д. Словом, в этом направлении работа утвердилась. Начали готовить схемы [гомологических рядов] для целых семейств».
Экспедицию Виктора Евграфовича Писарева в Монголию Вавилов считал одним из важнейших начинаний Отдела прикладной ботаники. Задумана она была еще в Саратове, в дни съезда селекционеров.
Писарев там сделал доклад о земледелии Восточной Сибири и особо остановился на происхождении возделываемых там растений.
Коренной сибиряк (родился в Иркутске в 1882 году), Писарев после Иркутской гимназии окончил Казанский университет, а затем и Петровку, где впервые пересекся с тогда еще совсем юным Вавиловым. Вернувшись в родные края с двумя дипломами – химика и ученого агронома, – Писарев развернул почвенно-ботанические исследования Восточной Сибири. Он собирал и проводил сравнительные испытания сортов местных растений, попутно открыл три новых разновидности мягкой пшеницы. Окончательно его судьбу решило… извержение вулкана Катмай на Аляске в 1912 году. Выбросы вулканического пепла были такими, что даже в Восточной Сибири застили солнце. Это привело к необычайно суровым и раним заморозкам, погубившим почти все посевы. Писарев стал селекционером.
Он основал первое в Восточной Сибири Баяндаевское опытное поле, позднее – Тулунскую опытную станцию. Он вывел ряд сортов зимостойких культур, которые широко разошлись по Сибири.
В своем саратовском докладе Писарев доказывал, что большинство культурных растений пришло в Восточную Сибирь с юга, из Монголии. Это звучало парадоксально: Монголия – безводная пустыня, население очень редкое, кочевое: пастухи, а не земледельцы.
Но Вавилов сразу оценил доклад Писарева. По утверждению автора научно-художественной биографии Писарева В.Долинина (он же В.Полынин), Вавилов увидел в нем своего единомышленника и предложил «махнуть в Монголию».
Возглавив Отдел прикладной ботаники, Николай Иванович пригласил Писарева на пост своего заместителя и директора Центральной опытной станции в Детском Селе. Дважды просить его не пришлось.
Едва обосновавшись в Питере, Писарев отправился в Монголию.
В справочных изданиях указано, что его экспедиция началась в июне 1922 года, но это неверно. Похоже, что Писарев отбыл сразу же после возвращения Николая Ивановича из заграничной командировки, то есть в конце марта или в начале апреля, а может быть, и еще раньше: ибо уже 19 апреля Вавилов писал Бородину: «Экспедиция в Монголию все-таки состоялась, я сегодня получил телеграмму из Урги от Писарева с сообщением о выезде в Кодбо»
[217].
