Меня по-прежнему трясет так, что руки-ноги ходуном ходят, зуб на зуб не попадает. Хр*новый из меня адреналинщик, как ни крути.
Темка торопливо расстегивает карабины, извлекает меня из этих снастей, а потом крепко-прекрепко прижимает к себе, с видимым облегчением.
— Тебе было страшно? — шепотом спрашиваю у него, уткнувшись носом в широкую грудь.
— Да, ты даже не представляешь насколько, — тихо отвечает он, целуя в висок, — пойдем?
— Пойдем, — киваю, но пальцы разжать не могу, цепляюсь за него, как за опору, чтобы не упасть, потому что ноги не хотят слушаться.
Он без слов все понимает, крепко обхватывает за талию и ведет меня прочь с поля. Медленно идем мимо тех, кто прыгал с нами. Кого-то трясет, кто-то отлеживается на траве, кто-то ржет как сумасшедший. У каждого свой отходняк.
К тому времени как добрели до домиков, я уже пришла в себя, справилась с дрожью, успокоилась, насколько это было возможно, и шла самостоятельно, просто держа Тёмку за руку.
Мы сдали головные уборы, я переобулась, забрала сумку, после чего тихо переговариваясь на отстраненные темы, пошли прочь. Не знаю как у Артема, а у меня пока не хватало слов, чтобы обсуждать наш безумный поступок. По дороге зашли в очередной домик с убогой выцветшей, покосившейся вывеской «буфет».
Прелесть какая. Тёма взял себе кофе, а я отказалась от всего. Совершенно ничего не хотелось. Вернее с удовольствием бы хлопнула стопку коньяка, чтоб напряжение отпустило, но горячительных напитков на аэродроме не подавали. Зря, бешеная выручка была бы гарантирована.
Перед глазами опять стоит открытая дверь в салоне самолета и земля, далеко-далеко внизу. И просто крутит все внутри от этих воспоминаний, заставляет сердце сжиматься, замирать, а потом ускоряться до невозможности. Нет слов, одни эмоции. Я сделала это! Никогда в жизни не думала, что придется прыгать с парашютом, и вот я уже на земле, а внутри адреналин кипит. Сумасшедший день. Невольно сжимаю Темкину руку чуть сильнее. Во мне гремучий коктейль: прибить его хочется, за такой ужас, что пережила в момент прыжка, и зацеловать до потери пульса, за те ощущения, что без него никогда бы не испытала.
Мы уже проходили мимо последнего из неприглядных домиков, когда оттуда бодрым шагом выскочил здоровенный, перекаченный мужик, лет сорока. Заметив нас, он притормозил и расплылся в улыбке:
— О, какие люди! Темыч здорово!
Я чувствую, как напряглась рука, сжимающая мою ладонь. Чуть удивленно смотрю на него и вижу, как во взгляде, обращенном на мужчину, досада проскакивает, а еще бесконечная обреченность.
Та-а-ак, что это за хрен, и почему мой, обычно жизнерадостный муж, превратился в каменное изваяние?
Подозрительным взглядом наблюдаю за тем, как мужчина подходит ближе. Открытое, чуть грубоватое лицо. Загорелое, обветренное, как бывает у людей, проводящих много времени на открытом воздухе. Глаза ясные, светло-голубые. Смотрю на него и не чувствую какого-либо дискомфорта, недовольства. И от этого еще непонятнее становится, реакция Артема.
Подойдя ближе, протягивает Зорину руку для приветствия. Тот не раздумывая, отвечает, а потом дружеские мужские объятия и похлопывания по спине. Ничего не понимаю, пазл не сходится.
— Ну, что? Поздравить с полтинником можно?
Тёмка чуть смущенно улыбается и кивает.
Какой такой полтинник? Ему до полтинника ого-го сколько. Они о чем вообще? Удивленно перевожу взгляд то на одного, то на другого, чувствуя, что суть происходящего где-то рядом, но ускользает от моего понимания.
— Я смотрю, ты не один сегодня? — мужчина переключает на меня внимание, а я даже не замечаю этого, сосредоточенно пытаясь решить ребус.
— Да, — Зорин как-то нерешительно смотрит на меня, а потом произносит, — знакомься, это Кристина, моя жена.
— Да, ладно?! — у дядьки глаза как блюдца стали, — ты ж не говорил, даже не намекал.
Хм, а они что, так часто общаются?
— Кристин, это Евгений, мой друг.
Да, что ж у тебя такое с голосом? Напряжение в каждом звуке.
Эта горя мышц на удивление галантно берет меня за руку и целует тыльную часть ладони, про себя, наверное, подумав, что я умом не блещу. Стою, хмурюсь, помалкиваю.
— Изначально, — хмыкает Женя, видать, решив прояснить ситуацию, — я его инструктором был. Правда, недолго. Он после армии уже пристрелянный пришел, так что и учить ничему не надо было.
Пристрелянный? Инструктор? Поднимаю глаза на Артема. Он сконфужено смотрит на меня, чуть сморщив нос.
И тут до меня доходит.
Ах, ты…
Скинув оцепенение, с широко хищной улыбкой обращаюсь к новому знакомому:
— А с полтинником вы его поздравили, потому что… — замолкаю, ожидая, что он закончит фразу вместо меня. И он ее заканчивает:
— Потому что юбилейный прыжок. Он разве не похвастался?
— Да, вы, что, он такой скромняга! Слова лишнего не скажет! — поворачиваюсь к Зорину, взглядом показывая, что все, он — труп
— Кто? Артем? — Евгений смеется, — ни в жизнь бы не подумал. Ладно, я вас оставлю. Еще раз поздравляю с пятидесятым, ну и со свадьбой!
— Спасибо, — нестройным хором отвечаем мы.
Евгений уходит, а я разворачиваюсь к Зорину и смотрю на него, подняв брови, ожидая пояснений.
Тема стоит, потирая нос тыльной стороной ладони.
— Ты прыгал уже пятьдесят раз? — холодным, дрожащим голосом спрашиваю у него.
— Ну, да, — со вздохом разводит руками.
— Ты наврал мне, — делаю шаг в его сторону.
— Нет, просто немного скрыл информацию, — он отступает, чувствуя, что в его же интересах не попадаться мне сейчас в руки.
— Пятьдесят прыжков! — шиплю, по-прежнему наступая на него, — пятьдесят прыжков сделал, а сам мне тут лапшу на уши вешал? Если бы не Евгений, ты бы мне сказал об этом?
— Сегодня? — в зеленых глазах появилась усмешка, — да ни за что на свете!
Ну, все, негодяй небритый, капут тебе!
Зорин внимательно следит за каждым моим движением и срывается с места, за сотую долю секунды, до как я бросаюсь в его сторону.
И вот картина маслом. Эта свинья носится от меня вокруг этих проклятых домушек, и ржет как ненормальный, даже не думая сдерживаться. Я гоняюсь за ним, сыпля угрозами, обещаниями открутить у него все, что хоть немного выдается на фоне тела.
Другие посетители аэродрома подозрительно косятся на нашу ненормальную парочку, но нам плевать. Ему весело, я злая как тысячу чертей.
Пятидесятый! Мать твою! Прыжок!
Я там как дура злорадствовала, что ему, в отличие от меня пороху не хватило, а у него юбилей, бл*дь! Праздник! Полтинник!
