— Тот второй … из третьего Улья. Такой же, как ты? — спросил Ян.
Я замер, не в силах вздохнуть. Если преторианец действительно эмпат, то может почувствовать охвативший меня ужас, и тогда рядышком со мной на дыбе повиснет Тезон.
— Нет, — я старался, чтобы голос звучал максимально спокойно. — Я мутант. А он нет.
И ведь даже не соврал. У отца был один генетический рудимент, передавшийся мне по наследству. Настолько древний и редкий, что считался уникальным. Я сомневался, что Тезон мог похвастаться чем-то подобным. Обычный он. Нормальный.
— Кто ты? — переспросил офицер. Потом через паузу нехотя уточнил: — Что такое… мутант?
Невероятно. Генетический мутант не знал значения слова «мутант». Либо Ян меня разыгрывал, либо это крайне важный и сочный штрих к образу васпов. Я начал перебирать в уме синонимы, не зная, в каком виде их выдаст биопереводчик. Придется наугад.
— Урод. Чудовище. Выродок. Не такой, как все, — начал я и запнулся, давясь избыточной слюной. — Родился нормальным и рос нормальным, как брат. А потом в двенадцать лет стал замечать, что сильнее деревенских мужиков. Бегаю быстрее, устаю меньше. Ссадины, царапины заживают, будто и не было их. Косились на меня. На мать косились. Родила, говорили, от васпы.
Сочинял я на ходу, поэтому часто останавливался, демонстративно икал и сглатывал слюну, чтобы успевать думать между словами. Как оригинально пригодился ожог носоглотки.
— Жили мы бедно. Постоянно приходилось думать, чего бы пожрать. Залезли мы как-то с братом на склад за едой, а там нас мужики поймали. Били люто. Брата старшего ногами в живот. Я сдачи дал. Одному, другому. Всех повалил. Брата схватил и бежать. Мужики разозлились, что от пацана, сосунка, по зубам получили. В дом наш пришли. Орали, что удавят выродка, мутанта. Мать защищать бросилась.
Я вдруг так поверил в выдумку, что свою мать вспомнил. Как она стояла на пороге дома с глазами, полными слез. А хмурый капитан уводил меня на заброшенный аэродром в катер. Я ждал отца, а прилетел начальник его службы безопасности. Больше не пришлось притворяться. Голос дрогнул сам собой.
— Я и сбежал из дома. По лесам бродил, прятался. Брат нашел меня. Вернись, сказал, дурной. А куда я вернусь? Нет мне места среди людей. Потом мы васп нашли. Троих. Мертвых. С отрезанными головами. Я брату и говорю. «Уйду к васпам. Стану сильным. Никто не обидит. Никто в спину не плюнет». Форму снял, а у трупа на груди клеймо выжжено. Номер, значит. Подумали с братом, подумали. Некуда деваться. Железо нагрели и мне такое же выжгли. Брат меня все дураком звал, а потом жги, говорит, и мне тоже. Не оставлю тебя одного. Я ему другой номер и выжег.
— Странно, — впервые за весь рассказ подал голос Ян. — Клеймо старое, зажившее… Свежим должно быть.
Меня как током дернуло. Тьер! Такую историю складную слепил, аж самому понравилось, а на мелочи прокололся.
— У меня зажило быстро. А брату я мазью маминой клеймо мазал. Тоже зажило. Потом нас патруль нашел.
Я по-прежнему не видел лица палача и не мог сказать, считает он выдумку правдивой или нет. Может быть, Ян специально меня так уложил, чтобы сопляк не видел господина офицера в крови и рвотной пене.
— Зачем молчал… на допросе? — глухо спросил он.
Затем, что я не гений и не мог так быстро придумать принципиально новую легенду.
— Страшно было. Васпы не приняли. Кровь не такая. Тоже урод. Чудовище. Если отсюда выгонят, куда идти? Умереть только.
— Ну и как? Нравится? — тяжело обронил Ян.
Я замолчал надолго. Дариону-цзы’дарийцу категорически не нравилось все: методы вербовки новобранцев, воспитательные приемы сержантов, запреты с внутренними порядками, а главное, итоговый результат. Преторианцы, вершина карьеры и пример для подражания — бездушные машины для убийства. Ни страха, ни сомнения, ни жалости. Но Дариону-человеку по легенде должно было понравиться. Иначе, зачем пришел в Улей? Намучившись с внутренним конфликтом, я воззвал к здравому смыслу.
— Очень жестко, — осторожно начал я. — Не ожидал такого. Занятия не просто выдержать. С братом нельзя говорить.
— Нельзя, — подтвердил офицер. — Общение рождает привязанность. Привязанность делает слабым. Ты выдержал пытку. А если бы я брата на куски резал? А ты смотрел.
Ян склонился надо мной, разглядывая. Считал эмоцию ужаса? Уловил охватившую меня панику? Наверняка заметил и гримасу, с которой я не мог справиться, и то, как мелко затряслись губы. А я сейчас думал обо всех подряд. Представлял Тезона на дыбе и с россыпью горячих углей на спине. Видел привязанного к жаровне Дина и сержанта, молотком дробящего ему ноги. Истерзанного отца, чье героическое молчание стало бы для меня худшей пыткой. Прав Ян. Проклятье, насколько же он прав.
— Боишься? — спросил преторианец. В глубине единственного глаза зажегся хищный огонек. Жесткая линия рта надломилась, рождая ухмылку. — Зря. Брата не трону. Ему Грута хватит.
Я выдохнул сквозь сжатые зубы, а преторианец тяжело поднялся. Цепь звякнула и потащилась по полу, как змея. Я почувствовал, что руки свободны.
— В углу ведро и тряпка, — сказал Ян. — Вымоешь здесь все.
Нет большей чести и награды за стоически выдержанные испытания, чем отмывание с пола крови, разлитой воды и рвотных масс. Специфическое чувство юмора васп мне будет сниться по ночам. Офицер снял цепи с рук, но приковал меня к полу за ногу. Длина поводка ровно от угла до угла. Пока я корячился, чтобы хотя бы сесть, Ян молча ушел.
Глава 16. Яд королевы
Кажется, страдать и корчиться от боли в Улье у меня уже вошло в привычку. До оставленного преторианцем ведра с водой я добрался ползком, не особо переживая за имидж стойкого цзы’дарийского бойца. Пить очень хотелось. Вода выглядела чистой, но это не значило, что ее наливали в такое же чистое ведро. Да, мой врожденный иммунитет к ядам многое позволял, но брезгливость никто не отменял. Наверное, я еще не дошел до стадии, когда все равно, что пить и откуда. Наскоро умывшись, я окунул в ведро тряпку. Ян знал, что мне поручить, чтобы не скучал и не расслаблялся. После дыбы я едва мог нормально шевелить руками, а потому легкой и быстрой уборки можно было не ждать. Допустим. Зато есть время как следует все обдумать.
Не знаю, насколько удачной получилась новая легенда, но мою казнь она отсрочила. Вернулась надежда, что я выйду из Улья, и мы с Тезоном все же завершим операцию. Разборку с моим названным братом Ян оставил Груту, не зная, насколько теплые чувства сержант испытывал к неофиту с номером сто пятьдесят три. Я мог поспорить на свой боевой посох, что Грут не потащит Тезона в преторию раньше, чем выведает все секреты цзы’дарийского рукопашного боя. А их много. Очень много. Так что за безопасность разведчика пока можно не волноваться.
Зато Дин сейчас на грани паники. Он доверил мне мечты о новой жизни, собрался бежать из Улья. А я укатил на лифте к начальству, и никто не мог гарантировать васпе, что не сдал его крамольные мысли под запись местной службе внутренней безопасности. Да любому офицеру, если на то пошло. Даже не члену Совета десяти. Но здесь, увы, я никак не мог повлиять на ситуацию. Только ждать и надеяться, что безопасность и спокойствие Дина убедят его в моей преданности. Жаль, что я не успел рассказать Тезону о планах по спасению васпы. Вдвоем они бы составили неплохой тандем. Возможно, и меня бы с собой прихватили во время побега.
