В августе сорок первого года на переформировании вышедших из окружения частей Васильков получил очередное звание и был зачислен взводным в только что сформированную пехотную дивизию. А через два месяца комдив вручил ему перед строем первую боевую награду. В начале сорок второго старший лейтенант Васильков уже командовал взводом разведки.
Эта служба была ему по душе. Ночные переходы через линию фронта, рейды по тылам противника, засады, диверсии, охота за «языками»…
Так, в разведке, он и закончил войну. Уже командиром роты, майором.
* * *
Спешно привезенный из Государственного академического Малого театра гример заканчивал работу. Кабинет был хорошо освещен, по центру перед зеркалом сидел Васильков, вокруг него ходил пожилой лысеющий мужчина с волшебными руками. Александр прямо на глазах превращался в статного старца. Точнее, в настоящего служителя православной церкви.
Примолкшие сотрудники оперативно-следственной группы тихонько расползлись по дальним углам и с застывшим удивлением на лицах наблюдали за происходящей метаморфозой. Собственно, вся работа заняла не более получаса, причем часть этого времени гример потратил на обсуждение будущей внешности Василькова. Поняв, что от него требуется, мастер тотчас приступил к работе и минут за двадцать «соорудил» из сыщика священника.
— Готово, — сказал он, делая шаг назад и критически осматривая свое произведение.
— Охренеть, — прошептал Старцев. — Саня, теперь я знаю, как ты будешь выглядеть через сорок лет.
Гример усмехнулся и принялся укладывать свои инструменты в саквояж.
— Вы внимательно наблюдали за моей работой и, надеюсь, поняли основные правила грима? — поинтересовался он у «священника».
— Да, Аристарх Николаевич, суть уловил, — кивнул тот.
— Вот и отлично. Теперь можете накладывать грим самостоятельно. Парик, бороду и усы я вам оставляю, как вы просили. Также оставляю клей с кисточкой и тональную краску двух оттенков. Третий оттенок — самый светлый — простите, забираю с собой. Он в ужасном дефиците, а у нас завтра премьера.
— Примите огромную благодарность, Аристарх Николаевич, от лица всего уголовного розыска. — Старцев пожал ему руку. — О реквизитах прошу не беспокоиться. Как только закончим операцию, немедленно все вернем в полной сохранности. И пожалуйста, о нашей встрече никому ни слова.
— Да-да, понимаю. Будьте покойны — об этом не узнает ни одна живая душа.
Отправив гримера на «муровском» автомобиле в театр, Иван позвонил Урусову и доложил о готовности. Комиссар пожелал лично посмотреть на главное действующее лицо и вскоре уже входил в кабинет оперативно-следственной группы.
Загримированный Васильков произвел на него сильное впечатление. Задав ему пару вопросов и убедившись, что «обедни тот не испортит», Урусов пригласил всех к разложенной на столе карте.
— Использовать в операции прогремевшее в уголовной хронике Челобитьево было бы нерезонно — преступники сразу почуют неладное. Поэтому предлагаю поступить следующим образом. — Начальник взял карандаш и обвел маленькое село, соседствовавшее с Челобитьевом с северной стороны. — Я уже навел кое-какие справки по Мытищинскому району и считаю это местечко наиболее подходящим для осуществления вашей задумки.
— Бородино, — склонившись над картой, прочитал Егоров.
— Да, одноименное. Бородинское сражение 1812 года произошло не здесь, а западнее — в нынешнем Можайском районе у деревни Бородино, — пояснил комиссар. — А это село такое же бедное и позабытое богом, как Челобитьево. Более того, в нем до сих пор нет церкви. Вот на этом, я считаю, вы и должны сыграть.
Старцев оценил предложенное комиссаром местечко:
— Неплохая деревушка. И Мытищинский табор неподалеку.
— Именно! Значит, и слухи о прибытии епископа долетят до злодеев моментально.
Урусов говорил напористо и с жаром. Имея огромный опыт службы в ВЧК, в Красной армии и в Уголовном розыске, он умел скоординировать работу подчиненных, зарядить их энергией.
— И последнее, — сказал он, ткнув острием карандаша в один из кварталов маленького села. — Здесь проживает мой знакомый по фамилии Липовой. Семен Михайлович Липовой. Надежный человек, участник Гражданской войны. Став инвалидом, он посвятил свою жизнь религии. Его мы и попросим приютить московского «священника». Согласны?
Возражений не последовало. Присутствующие приступили к обсуждению деталей.
* * *
Следующим утром у парадного подъезда Управления Московского уголовного розыска стояли три служебных автомобиля. Один из них — самый представительный, чистый и блестящий относительно новой краской — выделил для операции лично комиссар Урусов.
О намеченном плане знал только узкий круг работников МУРа. Поэтому действовали молниеносно, без лишних свидетелей: новоявленный наместник патриарха в сопровождении охраны быстро покинул здание управления и нырнул в кабину сияющего черной краской автомобиля. Рядом с ним устроился Василий Егоров в добротном штатском костюме, изображавший «важное лицо из идеологического отдела Московского обкома партии». Во втором автомобиле заняли места сопровождающие их должностные лица. В третьем разместилась охрана.
Взревели моторы, колонна двинулась в сторону северной окраины Москвы.
Глава четвертая
Смоленск
Сентябрь 1941 года
Служебная «эмка» бодро неслась по улочкам Смоленска, обгоняя последние обозы и небольшие группы людей, покидавших город пешком. За ней, едва поспевая, тряслась полуторка, в кузове которой прыгало три десятка перевязанных бечевкой стопок документов. Помимо наспех загруженных бумаг, в кузове не было ничего.
Придерживая правой рукой дребезжащую дверцу, Пономаренко смотрел на водителя «эмки». У Степана Величко имелась странная манера управления автомобилем, подчас здорово раздражавшая Пантелеймона Кондратьевича. Когда улица или загородная дорога были свободны, а машину не донимали поломки, Степан расслабленно откидывался на спинку сиденья, расправлял плечи и становился похожим на сытого барина. Если же в пути появлялись проблемы, к примеру, ямы с ухабами, плохое освещение ночной дороги, малый запас топлива или перебои в работе мотора, то Степан подавал свой корпус вперед, словно сидел не на удобном диване, а на хромой табуретке. И чем помеха была серьезнее, тем плотнее он ложился грудью на руль. В такие моменты Величко напоминал не выучившего урок второгодника, прячущегося от взгляда строгого учителя.
Сегодняшнюю ситуацию Величко считал не просто трудной, а катастрофической. Он никогда не ходил с винтовкой в атаку, не нюхал пороху, не слышал свиста пуль. А тут вдруг такое! В городе рвутся снаряды и бомбы, в небе то и дело появляются самолеты с черными крестами, армия и население поспешно уходят…
Примчавшись из гаража к зданию райкома, Степан остановил «эмку» рядом с грузовиком и кинулся к подъезду. Столкнувшись в дверях с Пономаренко, он обрадовался и тут же принялся рассказывать, как только что рядом с его машиной разорвался снаряд:
