Довод был сильным. Переваривая услышанное, Васильков молчал.
Старцев поднялся с насыпи, отряхнул галифе. И кивнул в сторону табора:
— Так что не надо защищать этих оборванцев. Мне до фени, какая у них национальность и есть ли ей название. До фени цвет кожи, язык, обычаи и какие они поют своим детям песни на ночь. Меня гораздо больше интересует их асоциальный образ жизни и то, что им вменяется серьезное преступление. Вот за эти вещи я с них три шкуры спущу! А станут нормальными, так я с ними за руку здороваться буду.
Александр поднялся вслед за товарищем, оглянулся на шатры и кибитки. В расположении табора ничего не изменилось: та же полная пожилая цыганка с тазиком белья, тот же бородатый мужик с колесом от кибитки и те же дети, веселящиеся возле потухшего костра.
— Пошли, — проговорил Иван. — Пора возвращаться.
* * *
В условленное время муровцы встретились на уже знакомой развилке дорог перед Челобитьевом, от которой разъехались в разные стороны в начале дня. Достав папиросы, прямо на обочине устроили рабочее совещание.
Первым о результатах проделанной работы доложил Егоров:
— Встретились с участковым, вместе с ним проследовали к месту преступления. Участковый — смышленый молодой парень. Младший лейтенант. Повоевать не успел, но дело знает и к обязанностям относится ответственно. В его присутствии проверили печати на двери и оконных ставнях, открыли дом и произвели полный осмотр. В горнице видны следы борьбы: перевернуты стол с лавкой, разбит стакан, валяется алюминиевая посуда. К слову, другой в доме и нет. Внутри вообще все очень скромно, если не сказать бедно.
— Внутри все так, как было в день преступления?
— Да, участковый уверяет, что никто ничего не трогал.
— Ладно, — кивнул Старцев, — это мы еще выясним у следователя из района. Продолжай.
— На полу в горнице свежие пятна крови. Повсюду следы поспешного обыска: выпотрошенный фибровый чемодан, верхняя одежда с вывернутыми карманами, с деревянных полок над столом сброшены книги. Книг, кстати, много — преобладают церковные, но имеется и классическая литература. По докладу участкового, преступники искали ключи от входной двери в церковь и от металлического сейфа, расположенного в небольшом помещении за иконостасом.
— В церкви были?
— Да, в ней тоже побывали.
— Я так понимаю, в доме погибшего священника вы ничего интересного не обнаружили?
— Мы все тщательно осмотрели, прошарили все углы и щели, прощупали одежду — ничего, — развел руками Егоров.
Старцев вздохнул:
— Тогда валяй про церковь.
— Осмотрели ее снаружи и внутри. Стены из старого красного кирпича, кладка толстая, добротная, но с южной стороны пошли вертикальные трещины — стена стала разрушаться. Короче, ничего удивительно, что отец Илларион задумал строить новое здание. Входная дверь — добротная, металлическая, на массивных петлях, с надежным запором. Совладать с такой без ключей, да еще чтобы тихо, не получится, вот преступники и нагрянули домой к священнику.
— Где, ты сказал, находился сейф?
— Значит, так. Внутреннее пространство церкви состоит из трех помещений. Вначале попадаешь в крошечный притвор. За ним начинается просторная средняя часть с иконостасом. По центру иконостаса устроена красиво расписанная дверь — Царские врата. За дверью — алтарь, совмещенный со служебным помещением.
Старцев поморщился:
— Вася, мы не в семинарии. Давай ближе к делу: сейф находится в алтаре?
— Да, рядом со столом, накрытым шелковой скатертью.
— Вскрыт без взлома?
— Ни одной царапины — открыт ключом. Ключ остался в распахнутой дверце. Денег внутри сейфа следователи из района не обнаружили. На полках в беспорядке лежат несколько старых книг, журнал с записями о смертях и крещениях, расписки, накладные на дрова и уголь. Все помещения осмотрели, ничего ценного для следствия не обнаружили.
— Отпечатки обуви?
— Дождей давно не было, вся грязь на улице высохла, поэтому — никаких следов.
О засушливом августе в Московской области знали все. За последние две недели с неба не упало ни одной капли дождя.
Вздохнув, Иван задал последний вопрос:
— Что об убитом говорит участковый?
— Характеризует исключительно с положительной стороны. Порядочный, добросердечный, уравновешенный. Всегда чем мог помогал прихожанам.
Бросив в пыль окурок и затушив его каблуком сапога, Старцев повернулся к капитану Бойко:
— Выкладывай, Олесь, что у вас?
* * *
Олесь Бойко походил на доброго молодца из русской народной сказки: рост под два метра, белокожий, рыжеватые кудри, немереная силушка. «Кровь с молоком» — обычно говорили о таких людях.
На левой руке Олеся отсутствовали два пальца — средний и указательный, а вся ладонь и запястье пестрели мелкими шрамами. Его судьба некоторым образом повторяла нелегкий путь Старцева: фронт, ранение, долгое лечение в госпитале, назначение в тыл. Серьезное отличие состояло лишь в том, что Иван начинал службу в пехоте, затем за живой ум и отвагу был переведен в разведку, где быстро получил офицерское звание и стал командиром взвода. Олесь же был призван на службу в тридцать седьмом году в отдельный стрелковый батальон войск НКВД, занимавшийся охраной особо важных промышленных предприятий. Полтора года провел на фронте, покуда не нарвался на ушлую немецкую ловушку.
После прорыва блокады Ленинграда в январе сорок третьего года рота НКВД, которой командовал старший лейтенант Бойко, захватила небольшой населенный пункт Никольское. В селе квартировал немецкий инженерный батальон. После боя Олесь вместе с другими офицерами осматривал брошенную противником технику и избу, где размещался штаб.
Обстановка внутри говорила о том, что гитлеровцы уносили ноги из насиженного места впопыхах и с невероятной скоростью. На вбитых в стену гвоздях висели серые офицерские шинели и фуражки с черными околышами. На столах были разложены карты, стояли чашки с еще теплым кофе. И даже функционировал телефонный аппарат.
Пнув валявшуюся на полу каску, Бойко подхватил со стола автоматический карандаш и приказал собрать карты — их следовало поскорее отправить в вышестоящий штаб.
Пока взводный собирал брошенные бумаги, Олесь с интересом рассматривал редкую вещицу — блестящий металлический карандаш с прорезью и крохотной бусинкой на боку.
Автоматические карандаши немецкого, чешского, британского, реже американского производства среди офицеров Красной армии ценились очень высоко. Легкое движение, и показавшийся из отверстия тонкий грифель готов к работе. Можно разлиновать чистый лист, чтобы написать письмо на родину или составить рапорт начальству. Можно сделать отметки на карте или заполнить наградной лист.
