Сагайдат держит меня под локоть, чтобы не сбежала. Имари давно в руках специально выбранных женщин. Тоже свита, но пока они чувствуют себя важнее будущей жены вождя. Платье ей выбирать запрещено, прическу тоже. Женщины смеются и переговариваются по-лиеннски, а Имари обреченно позволяет себя одевать. Мы все в специальной женской комнате внутри длинного дома. Здесь нет мебели кроме табурета в центре и вешалок для одежды по углам. Дом сколочен из струганных досок, для защиты покрытых темной пропиткой и толстым слоем лака. Кондиционера нет, от толпы мгновенно становится душно, и у меня кружится голова.
— Воды хочешь? — участливо спрашивает Сагайдат. — Обопрись об стену. Тебе пить нужно, забудь, что небесный доктор наплел. Живы дети, я тебе говорю. Мужчинам вообще не нужно лезть в женские дела. Смотри-ка повадились между ног заглядывать и всякое ненужное туда пихать. Доктор он. Нахал, на чужие прелести падкий. Своей жене пусть туда заглядывает, а тебя не трогает. Придумал он. Нет беременности? Все там есть. Берегись и меня слушай. Мими! Принеси воды.
— Да, Сагайдат-ирна.
Маленькая девочка мышкой юркает за дверь. К имени матери Рагнара все лиенны добавляют уважительное «ирна». Слово, когда-то означавшее «мудрая», но потом ставшее обезличенным. Мой биопереводчик не воспринимает его, считает частью имени. Сагайдат много рассказывает, слушаю её, будто отчет читаю. Куда более полный и подробный, чем составляют цзы’дарийские разведчики.
Свадебная церемония долгая и сложная. Десятки обрядов, сотни заготовленных четверостиший и подробный порядок действий от первого дня до последнего. Имари уже объявили невестой, пропели над ней песни, и теперь она молчит. Так тяжело и обреченно, что я начинаю беспокоиться.
«Она справится, — подбадривает Юрао. — Ничего страшного с ней делать не собираются. Ты же пережила свою первую близость с мужчиной. Понравилось ведь?»
У меня был Наилий. Ласковый, нежный и внимательный. Рагнар же до сих пор только кричал на жену, оставлял синяки на руках и чуть не ударил. Я бы близко его к себе не подпустила, но у принцессы нет выбора. Она или сломается, или добровольно покорится. Тьма сгущается в ней, я чувствую по облаку привязок. Яркие краски меркнут. Красные, желтые, фиолетовые нити становятся серыми, будто нет у неё больше родных и друзей. Лишь ко мне привязка еще держится. Принцесса подглядывает украдкой из-под рук свитниц, но разговоры Сагайдат на эриданском не слушает. Ей неприятен акцент лиеннки даже больше, чем её родная речь.
— Я поставлю тебя у дверей, — обещает мать Рагнара. — Будешь встречать гостей и вязать им на запястья ленты. Красную тем, кто со стороны жениха, а синюю со стороны невесты.
Сагайдат всерьез уцепилась за моё предложение найти белую ведьму. Быстро придумала, как мне потрогать всех за руки. Ловко. Очень просто.
— Мими хотела стоять с лентами. Она — дочь первого кровника моего сына. Его застрелил небесный снайпер во дворце короля. Семья Мими скорбит. Не хотели пускать её на свадьбу, но я уговорила. Ребенок по-своему понимает смерть. Она бегает, прыгает, как прежде, и думает, что папа скоро вернется. Мешает взрослым своей беззаботностью. Неуместна её улыбка. Пусть с нами будет, матери сейчас не до неё. Если молодая Найят не найдет себе нового мужа из того же рода, её прогонят. Война кругом, некуда идти.
Лиеннки не работают в шахтах, это я знаю из отчетов. Они хотят и очень рвутся, но цзы’дарийские руководители против. На Дарии тяжелый труд не для женщин, нас жалеют и берегут. В Северных землях по-другому. Здесь нет пособий на детей. И работы тоже нет. Если лиеннка осталась без мужчины, ей грозит голодная смерть.
Вдовой после поездки Рагнара к Таунду стала не только Найят. В свите принцессы их трое. Они одеты в платья из грубой ткани без украшений, волосы распущены, лица испачканы сажей. Найят самая рослая из них. Бедра у неё полные и грудь настолько большая, что тянет лиеннку вниз. С моей не сравнить. Не представляю, как бы я прятала её в военный комбинезон. Брови у Найят густые, нос чуть вздернут и губы пухлые. Пока разглядываю её, цепляю облако привязок. Энергии пока хватает, Лех обещал предупредить, если станет мало. Черная привязка ненависти к Рагнару у вдовы первого кровника самая мощная в этой комнате. Наверное, она винит вождя в смерти мужа. Странно, потому что другие вдовы так не думают. Что-то личное?
«Выбираете жертву на роль белой ведьмы, госпожа?» — ласково спрашивает Лех.
Честно пытаюсь найти заговорщиков, мечтающих свергнуть вождя. Если не получится, даже не знаю, смогу ли кого-то подставить. Лиеннки слишком бесправны. Найят может в подушку плакать ночью и стонать, как она ненавидит вождя, но она здесь уже никто. Заговорщики будут собираться вокруг реального кандидата на место Рагнара, и это мужчина.
Одержимый объединил десятки крупных родов. Их главы породнились с ним, выпив смешанной крови из жертвенной чаши. Не все, только те, кого Рагнар счел достойными. Приблизил к себе, обещал земли после мира с Таундом и свадьбы. Теперь их нет. Трур оставил в живых только двух кровников. Они сбежали с церемонии раньше, чем попали в прицел снайперской винтовки. Рагнар должен выбрать новых, чтобы загладить ситуацию. Обиженные лишь тогда замолчат, когда получат привилегии и их начнут слушать. Глава рода, пришедшего на смену, не будет вспоминать, как получил место возле великого вождя. Война идет. Кровников убили враги. Рагнар виновен лишь косвенно. Бездна, почему Найят считает иначе?
Я снова приглядываюсь, перебирая нити привязок, как рукодельница пряжу. Свитницы не дружат между собой, родственницами друг другу не приходятся. Зеленых нитей у них минимум. По одной реализованной на каждую. Так выглядят по-настоящему верные жены, а у меня есть другой мужчина на конце зеленой нити. Публий. Привязка плотно окутана страхом, но прорывается сквозь него редкими изумрудными всполохами. Эмоции тяжело контролировать.
«Ты не одна такая, — подсказывает Инсум, — женская верность куда крепче держится на разуме, чем на страхе быть заподозренной в измене. А уж на ненависти её можно вместо колонн для мостов использовать».
Я берусь за черные нити Найят и щедро зачерпываю энергию. Дергаю каждую, будто струну музыкального инструмента. Они звучат чисто, примесей не имеют. Стоп! Вот она. Внутри черного жгута есть зеленые вкрапления. Четко в середине и по всей длине. Страсть превратившаяся в желание убить. Страсть к Рагнару.
«Найят замужем за другим, дочь ему родила, — продолжает Инсум, — а вождя ненавидеть стала. Догадываешься почему?»
Нет, поэтому снова дергаю за привязку, чтобы проверить, когда почернела. Совсем недавно, цикла не прошло. Нужно глубже заглянуть, бездна с запасом энергии, еще достану! Так же, как теперь делаю без Наилия — мыслями о нем, воспоминаниями. По крупицам, но упрямо и почти постоянно. Для этого момента копила. Я в шаге от разгадки, я чувствую.
Выпадаю из реальности, как генерал. Комната превращается в карандашный рисунок с застывшими контурами, а облако привязок плещется в ней цветным морем. Малейшее движение души, взрывы эмоций и все переживания женщины, оставшейся вдовой и желавшей когда-то принадлежать великому вождю. Иногда, если я сосредоточусь, могу увидеть, как одни привязки рождают другие. Редчайшее зрелище. Его легче предугадать, чем разглядеть случайно. Я ныряю в свой резерв, купаюсь в энергии, пью и пьянею. Еще немного терпения и получится. Нужно ждать. Просто ждать, духи неспроста толкают меня к Найят.
