— Язык покажи. Глаза. Нормально вроде все, но сердце колотится. Перенервничал?
Осторожно выдыхаю, радуясь адекватности старшего санитара. Молчаливый, мыслями всегда, словно в другом месте, но диагностирует лучше навороченной техники.
— Да. Задание сложное, а я — новичок зеленый. Все время психую, что наворотил дел, а теперь за меня кто-то другой их разгребает…
— Служба такая, — ободряюще касается плеча Гракс. — Все одно дело делаем. Кто-то на передовой, а ты в карантине, Тиберий. Знаю, что здесь тухло, и мысли поэтому всякие лезут, но ты уж потерпи. А лучше отвлекись чем-нибудь. Рисовать умеешь?
— Да! — от радости подпрыгиваю на кушетке. Не умею совершенно, но ручка и бумага нужны, как воздух.
— Держи, тогда, — Гракс достает из широкого кармана формы блокнот, вырывает изрисованные листы и отдает чистые мне. — Только прятать успевай, когда офицеры заходят. Запрещены в боксе личные вещи.
— Хорошо, — улыбаюсь я под маской и забираю ценный подарок. — Спасибо большое.
— О! — тычет пальцем лейтенант в экран браслета. — И температура вниз пошла. Молодец, Тиберий. Рисуй пока, но если плохо себя почувствуешь, сказу скажи. Договорились?
— Да, лейтенант Гракс.
Медик прощается кивком и уходит, а я беру ручку и мысленно зову Кукловода.
Глава 22. Выбор
Четвертого духа, живущего во мне, я зову духом по привычке. На самом деле он — инструмент в руках Истинных. Наполовину сущность, наполовину программа. И до конца понять чего в нем больше — невозможно.
Я могу приказывать Леху, требовать ответов от Инсума и Юрао, потому что они питаются мной. Я — источник их существования, возможность осознавать себя и действовать в мире живых. Это настолько много, что мертвый вождь племени каннибалов называет юную цзы’дарийку госпожой и готов сделать что угодно, лишь бы она была довольна.
Для Кукловода я — никто. Одна из марионеток на конце его нитей. Не слишком разумное, ущербное и практически бесполезное существо. Если ему не понравится, как я себя веду или разговариваю, то он от меня избавится. Подведет к краю открытого окна на тридцатом этаже и заставит спрыгнуть. Или подтолкнет на линию огня, устроит случайный взрыв, обрушит здание, выведет реку из берегов. Кукловод меняет реальность легче, чем дети лепят из пластилина. Захочет — спасет, не захочет — размажет тонким слоем. А ведь есть еще хозяева. Те самые Истинные, чьи замыслы и намерения становятся нашей судьбой. Если им нужно, чтобы вирус уничтожил всех лиеннов на Эридане, они даже Кукловода слушать не будут, не то, что меня.
Но я — тройка. Одна на всю планету Дария. И прав имею чуть-чуть больше, чем любой другой цзы’дариец. Иначе, зачем мне вообще позволили чувствовать Кукловода?
Главная проблема сейчас — не распсиховаться снова. Несколько минут я просто рисую каракули, надеясь, что когда почувствую чужую волю, управляющую мной, температура не поднимется. Расслабляться по заказу сложно. От того, что не получается — дергаешься еще сильнее. Нужно меньше думать и закрыть глаза. Я рисую уже пятый ряд зигзагов, не смотря на лист, когда пальцы знакомо немеют. Есть контакт.
«Я здесь», — с нажимом вывожу глифы, а браслет молчит. Прекрасно. Кажется, диалог состоится.
«Ты можешь помочь спасти лиеннов от смертельного вируса?» — вывожу первый вопрос и замираю. Биопереводчик не нужен, пишу на родном языке, но получается все равно коряво. Кукловод держит, лишь слегка ослабив поводок, и тут же заставляет писать так, что стержень рвет бумагу.
— Тише, — шепчу под нос и улыбаюсь. — Я послушная кукла. Давай без насилия.
Помогает. Ладонь уже не сводит спазмом, и глифы появляются на бумаге:
«Да. Могу»
Отлично. Превосходно. Так легко получилось, что неправдоподобно.
«Истинные ничего не делают просто так, — осмелев, пишу Кукловоду. — У всего есть цена. Какая?»
Духу не нужно думать, он мгновенно перехватывает контроль над моими пальцами и пишет ответ:
«Реальность существует в бесконечном количестве вариантов. Именно поэтому я могу её менять. Но если для нас в мире за барьером они статичны и существуют одновременно, то вам постоянно приходится выбирать».
Теория Избирателя! Я в шоке отпускаю ручку, но Кукловод не дает уронить её на пол. Спазмом сжимает пальцы. Теперь я понимаю, почему так долго ходила вокруг выкладок мудреца, вытащенного мною из психушки. Почему я вообще поехала именно в ту клинику и заговорила с будущим Избирателем. Кукловод проснулся поздно, но Истинные вели меня с самого начала. От распечатки теории в руках больше месяца назад до необходимости делать выбор именно сегодня.
Бездна, какая же я дура! Ленивая, недальновидная и тупая. Разговаривала с Избирателем, распечатку с собой на Эридан привезла, но Инструкцию, как этот выбор делать правильно, так и не прочитала до конца. Несуществующие боги, что же теперь делать?
Я даже не знаю, куда делся вещмешок с распечаткой. Последний раз видела его перед тем, как Трур унес ящики с личными вещами в неисправную десантную капсулу. Потом я стала Киарой, уехала на поезде в Северные земли, поднялась в медицинской гондоле на транспортник и застряла в инфекционном боксе, где запрещено иметь хоть что-то свое. А вдруг притащу в стерильное помещение источник инфекции? Нельзя. Меня помыли, обработали всевозможными растворами, заставили надеть больничную форму и заперли. До ответов теперь не добраться. Выбор придется делать, как всем живым существам. Вслепую.
Плевать, что Наилий долго и скрупулезно обрисовывал весь политический расклад на Эридане, что я слышала его разговор с Таундом, видела вирус в Тирьял-Думе и понимала больше, чем половина королевского двора. Всегда найдется неучтенная деталь, мелочь, меняющая все, и я проиграю. Все дороги ведут в ловушку.
«Вы так плохо думает об Истинных?» — осторожно спрашивает Лех.
«У меня нет причин думать иначе».
И чтобы не сомневаться, я беру ручку и пишу Кукловоду:
«Допустим, я выберу тот вариант реальности, где Рагнар и большая часть лиеннов остаются в живых, а Наилий заключает нужный ему договор на поставку родия, что тогда? Чем придется заплатить?»
«Генерал заболеет тем вирусом, который привез на планету», — Кукловод безжалостно выводит ответ моей рукой.
Что-то подобное я и имела в виду. Каким бы не был уникальным правитель-мудрец и вторая половина тройки, им легко пожертвуют, ради нужного расклада на доске. За жизнь всегда платят другой жизнью. Но я помню, как важны формулировки и обязана уточнить.
«Наилий умрет?»
«Генерал заболеет, — повторяет Кукловод. — Выживет или нет, будет зависеть от выбора, следующего за этим».
Проклятье! И каким станет второй выбор, я узнаю только, когда сделаю первый. Жизнь двигается по цепочке от одного решения к другому. Выбор, как прожектор, подсвечивает соответствующий сектор в пространстве вариантов, а все, что вне его, остается в тени. Эту часть теории Избирателя я успела прочитать.
