«А если я откажусь делать выбор? Оставлю все, как есть?»
«Тогда почти все лиенны и часть неучтенных цзы’дарийских войск вымрут, а генерал останется здоров», — механически четко и безэмоционально выводит ответ Кукловод, как и положено программе. Условие: «Если икс больше игрека, то один, если нет, то два». Никакой любви, жалости и сострадания к целому народу. Только условие и выбор. Мне, конечно, жаль лиеннов, но не настолько, чтобы терять любимого мужчину.
Я прячу блокнот с ручкой под подушку и ложусь на кушетку. Этап «правителя», когда жизнь взвешивается и оценивается, я прошла еще до переходного кризиса мудреца. Это их дилемма, кем пожертвовать и кого спасти, мудрецы думают другими категориями. Целесообразностью жертвы, устойчивостью системы, перспективами развития. Но сейчас я не чувствую себя ни мудрецом, ни правителем, ни тройкой. Не хватает цинизма. Слишком хорошо помню всех, кого видела на свадьбе в Тирьял-Думе.
Маленьких детей, женщин в платках, грубоватых и простых шахтеров. Они не виноваты, что генералу пятой армии нужен родий. Если отбросить долгие рассуждения и логические навороты, то остается только это. Цзы’дарийцы пришли отнять то, что им не принадлежит, а когда встретили отпор, решили всех убить. Да, можно все исправить, но высшая ирония Истинных заключается в том, что тогда Наилий умрет. Лиенны выживут, генералом пятой армии станет другой цзы’дариец и перед ним тоже встанет выбор — где взять родий? Судьба опишет полный круг и вернется в исходную точку. Все дороги ведут в ловушку. Лиенны обречены.
Гадко становится и холодно. Система вентиляции бокса шумит, очищая воздух, Гракс ворочается на кушетке. Мы живем вне времени планеты. Строго по внутренним часам транспортника. До утренней вахты осталось совсем немного, а сколько времени у лиеннов? Вирус убьет их, пока я думаю. Но я ведь думаю. Упрямо верю, что удержу любимого мужчину от геноцида целого народа ради нескольких тонн редкого металла. А если получится обойтись без Кукловода? Вдруг мы с Наилием сами что-то придумаем? Иногда, чтобы решить задачу, нужно поменять условие.
Толкаю руку под подушку и вместо блокнота достаю спутниковый телефон. Гракс спит чутко, но у бокса есть режим приватности. Возможность ненадолго затемнить стекла и включить звукоизоляцию. В инструкциях целый параграф регламентирует, когда им можно пользоваться, а когда нет. Я отдельно уточняла — мне можно. Но только на пятнадцать минут.
Решаю, что мне хватит, и нажимаю на кнопку. Электрохроматическое стекло становится матовым и отключается внутренний микрофон с динамиком. Теперь меня никто не слышит, не видит и я в полной изоляции от медотсека. Чудесно.
Спутниковый телефон гудками отсчитывает ожидание. Их ровно пять, а потом Наилий принимает вызов:
— Тиберий? Слушаю тебя.
Голос генерала действует на меня, как десять разных препаратов сразу. То в дрожь бросает, то в слезы, то хочется смеяться. Как же я соскучилась. Короткой встречи на равнине Северных земель не хватило, чтобы забыть разлуку. Теперь я снова в плену и еще долго не смогу обнять любимого мужчину, почувствовать бархат его кожи, вдохнуть аромат эдельвейса. Все, что хотела сказать — забыла. Сидела и боялась лишний раз вдохнуть, как в нашу первую встречу.
— Родная, — тихо позвал он. — Это ты?
Бездна, что я делаю? Неужели его жизнь можно обменять хоть на что-нибудь? Миллионы и миллиарды лиеннов, эридан, цзы’дарийцев родятся и умрут, а другого мужчины у меня не будет. Ведь если я сейчас уговорю его пощадить шахтеров, остановить вирус, вылечить заболевших, то уравнение Кукловода все равно решится в сторону первого варианта и болезни генерала. Я сама изменю реальность.
«Ведь так? Да, Лех?»
«Да, госпожа. Это ответ на ваш вопрос, почему Кукловод снизошел до разговора. Управлять есть смысл только теми, чьи решения что-то значат. И подталкивать в нужную сторону всеми способами».
Играть на моем неприятии геноцида, чтобы вывести Наилия в нужную точку. Или наоборот, пригрозив его смертью, заставить сидеть в стороне и смотреть, как любимый мужчина, уничтожив целый народ, загоняет себя в еще больший кризис.
— Ты когда-нибудь убивал всех, кто жил на планете? — шепотом спрашиваю я. — Проходил через это?
— Нет, — через спутник летит ко мне ответ генерала, — никогда. Но я знал, что придется. Наступит момент, когда по-другому не получится…
— Вирус вообще можно остановить?
— Да, — еще тише отвечает Наилий, — это было моим главным условием во время разработки. У нас тоже белая кожа, как у лиеннов. Я не хотел привезти его на Дарию и не знать потом, что с ним делать. Родная, тебе плохо? Я чувствую, что-то не так.
Я тоже чувствую, как ему тяжело и больно. Слышу, как уговаривает себя. «Наступит момент», «по-другому не получится» и всё. Не будет новых вариантов. Он уже все решил.
— Дэлия, не молчи. Анализ на антитела стал положительным? Ты заболела?
— Нет, — глотая вязкую слюну, отвечаю я. — Все в порядке.
— Это хорошо, — успокаивает он. — Каликс говорил, что шанс родить здоровых детей очень большой. Потерпи, пожалуйста, родная, посиди в карантине. Я закончу с неучтенными войсками и поднимусь ненадолго на транспортник. Мы увидимся хотя бы через стекло бокса. Публий там, рядом с тобой. Он поправится, и мы домой полетим. Все хорошо будет.
Я молчу, а он говорит. Так ласково, будто сидит рядом и гладит по плечу. Слово за словом, обещание за обещанием. Истинные очень правильно выбрали болевую точку. Наилий защищает свою женщину и будущих детей.
— Лиеннам ты тоже скажешь, что все будет хорошо?
— Дэлия, — тяжело вздыхает генерал, — поверь, я не в восторге от того, что творится на Эридане. Но если я остановлю эпидемию и улечу без родия, лучше не станет. Таунд дрянной король, его сестра не лучше. Эриданам не нужны Северные земли. У них нет настолько развитой промышленности, чтобы закапываться в шахты глубоко. Пройдет время, они оставят лиеннов без работы и набеги начнутся сначала. Когда шахтеры не смогут купить еду для своих семей, они пойдут её отбирать. Начнется новая война. Вместо нас придут гнароши и все равно всех вырежут. Эридане не умеют воевать. Зато как платить наемникам, они уже знают.
— Лиенны никому не нужны, — глухо отвечаю я, — родий удобнее добывать на пустых землях.
Наилий молчит так долго, что у меня пищит таймер приватного режима. Осталось пять минут. Я ничего не смогу сделать.
— Родная, — шепчет он. — Я бесконечно виноват перед тобой. За Эридан, за стрельбу во дворце, за сидение в покоях за баррикадами, поезд, маскировку, Одержимого с его матерью. Тебя и детей здесь вообще не должно быть. Я пылинки с тебя обязан сдувать, а не тащить туда, где вас могут убить. Прости, пожалуйста, я все исправлю, только дай мне время, и ты больше никогда не услышишь о родии и Эридане. Верь мне, Дэлия, и думай о детях. Это сейчас — самое главное.
— Да, — киваю в пустоту и крепче прижимаю телефон к уху. — Я люблю тебя, Наилий.
