— Что вы можете Наола, если даже с планеты увезти отказались? Давайте, солгите, что все будет хорошо и время обернется вспять…
— Я не властен над временем, — обрывает Наилий. — Но у меня есть отличный хирург.
Из четверых только Рэм не в курсе, о чем идет речь, но майор крепко держит мышцы лица в каменном безразличии. А может уже сложил детали разговора и побег в общую картину.
Имари качается тонкой веткой от порывов ветра и трогает кончиками пальцев губы, будто не веря, что сама это говорит:
— Не надо, я не хочу. Больше ничего не хочу.
Не слышит ничего, сдалась. Еще в палатке, когда отдала украшения за рубище торговки и побежала. Тем, кто никогда не бегал, кажется, что стоит только добежать и проблемы навсегда останутся за спиной, а свобода — вот она в каждом шаге. Ложь. Ты не летишь, а падаешь все глубже и глубже. Тонешь, еще не понимая, что глотка воздуха не хватит всплыть, а тот, кто мог спасти, уже не дотянется.
Наверное неправильно мешать Вселенной воспитывать эриданскую принцессу, но подумай так Публий обо мне, осталась бы в лодке посреди реки на равнине четвертого сектора.
Бросаюсь к Имари обнять внезапно и молча, будто грудью натыкаюсь на чужую острую боль. Запала уже нет, одни слезы и вздрагивающие плечи. Худые и хрупкие, как у всех маленьких девочек. Принцесса обнимает в ответ, зарываясь лицом в моей рубашке, а я просто жду, когда станет легче. Рынок молчит, светило припекает затылок, и где-то за спиной тяжко вздыхает Рэм. Женщины, да.
— Не здесь, — шепчет Имари. — Пойдем обратно на рынок. Страсть как хочется холодного сорбета. Ты ведь расскажешь мне, зачем нужен хирург?
Похоже на цзы’дарийского офицера. Они почему-то поголовно не любят посвящать женщин в интимные подробности. Я тоже не знаю, что может сделать Публий. На ум приходит только «зашить», но ведь это бред. Правда же?
Глава 8. Откровения
В палатках с эриданскими сладостями стоит такой густой аромат фруктов, жареного сахара и орехов, что мне хочется съесть его вместо завтрака. Настоящая тирания над пустым желудком. Слюну сглатываю уже в третий раз, а Имари никак не выберет: алый сорбет взять или нежно-розовый.
— Мне нужно уйти, — шепчет Наилий и вкладывает в мою ладонь свернутые купюры. — Рэм присмотрит издалека, постарайся наедине вытянуть как можно больше. В идеале имя офицера, но я и от примет не откажусь.
Наверняка Имари успела возненавидеть любовника и даже если вспомнит, то вскользь и общими словами. Не от секретности и осторожности, просто больно и неприятно. Заманчиво, конечно, без допросов и пыток на одном доверии узнать, кто же так жестоко обманывал принцессу, но вряд ли она признается, поэтому придется долго и тяжело работать.
— Тиберий, а ты какой сорбет хочешь?
Принцесса улыбается почти блаженно, но уголки губ вздрагивают, и морщится лоб, а на ладонях красные лунки от ногтей.
— Такой же, — отвечаю и шагаю к прилавку, успевая заметить, что офицеры уже ушли.
Протягиваю купюру торговцу, но он отрицательно мотает головой, уверяя, что угостить столь дорогих гостей для него честь. Узнают Её Высочество даже в чужих обносках.
Напиток нам приносят за круглый столик, два стеклянных кувшина с рубиновым соком граната, кусочками льда, дольками цитрусовых и пряным ароматом специй. Имари хватает губами изогнутый носик как соломинку и долго тянет сорбет, закрыв от удовольствия глаза.
— Пей, Тиберий, не бойся, на вас алкоголь все равно не действует.
Много о нас знает. Не то, чтобы иммунность к ядам такая тайна, как телепортация, но даже не все цзы’дарийцы в курсе, почему не могут отравиться практически ничем, а пьянеют только с Шуи. Длинный, скучный рассказ об особенном биологическом механизме, уничтожающим токсины. Но все равно, Публий не зря ведь раздал нам таблетки.
Достаю из кармана пластиковую коробочку, глотаю белую пилюлю и вдруг вспоминаю медицинский кейс на поясе у Наилия. Явно не просто так взял с собой на рынок, а расспросить времени нет. Скоро Имари захмелеет, расслабится и сама захочет поболтать.
От ледяного гранатового сока со специями сводит зубы, но после беготни по жаре сорбет как спасение. Вытягиваю ноги, сползаю по жесткой спинке ниже и складываю руки на животе. Пока Тиберий изображает праздную усталость, мудрец Медиум разворачивает облако привязок и собирается потратить все накопленное за ночь.
Не знаю, помогла ли недавняя сцена или это случилось раньше, но желтой привязкой я к принцессе зацепилась. Нить тоньше волоса с головы, её бы лелеять и выращивать, пока не окрепнет, а я нагло дергаю.
— Мы с генералом любили одну и ту же женщину, — не спеша открываю легенду, сквозь прищур следя за тем, как откровенность напитывает желтую нить дружбы. Первый шаг мой. Чем убедительнее нужно соврать, тем больше правды стоит открыть. — Её Вестой звали. Она была моложе вас на цикл, когда родная мать сдала в психушку.
Без правды о мудрецах история неприглядная, а генерал, спасший Весту из заточения, настоящий сказочный герой. У Имари блестят глаза от восхищения или от выпитого. Она опустошает кувшин и жестом просит еще. Сочувствие откликается на откровенность и добавляет энергии в привязку уже со стороны принцессы. Я тяну сильнее, владея вниманием, а нить звенит струной.
— Выдуманный мир для неё оказался важнее настоящего. Веста проиграла своим демонам и отравилась. Умерла.
Имари выдыхает и в ужасе зажимает рот. По привязке пробегает разряд эмоционального выброса и все отданное идет впрок, укрепляя связь. Лишь бы не пережать, а то сдуется обратно. Слишком спешу и бесцеремонно помогаю себе способностями.
— Я стоял над саркофагом, не замечая рядом генерала. Так и не успел сказать Весте, как сильно люблю. А теперь хоть кричи — не услышит.
Принцесса замирает, покручивая ладонями стеклянный кувшин. Светило поднимается к зениту, прожаривая рынок до невыносимости. Покупатели расходятся, торговцы прячутся в тень, а я сижу посреди чужой планеты и упорно тяну за только что прокаченную привязку. Еще немного…
— Извини, Тиберий, — шепчет Имари, — я так глупо выгляжу со своими проблемами. Он пропал, даже фото не оставил. Знаю, что приказ о выводе войск не мог нарушить, но все равно больно.
Тянусь к ней через стол, чтобы взять за руку, и не дышу. Мое волнение настоящее, в привязку от прикосновения вливается еще чуть-чуть.
— Я резьбой по дереву увлеклась, хотелось создавать шедевры, а руки у самой не из того места растут. До мозолей скребла и ковыряла — не получалось. А как-то утром нашла на столе записку: «Теперь будет проще», и набор инструментов. Странных таких, необычных. Видно, что мастер просто свои отдал. Ручки отполированные, лезвия идеально заточенные и клеймо на каждом вот такое.
Имари пальцем на столе рисует цзы’дарийский глиф «точность». Немного не в том порядке штрихи, но узнать можно.
