В будуаре по-прежнему тихо, будто даже случайный шорох грозит опасностью. Военные слушают, опустив глаза и застыв в ожидании, а я не могу успокоиться. Ладони влажные от пота, лицо горит, и сидеть в силиконой маскировке физически неприятно.
Вирус вернет едва закончившуюся войну и принесет её в каждый дом на севере. Погибнут женщины, дети. Жалость и сожаление болезненно отзываются в груди, но я заставляю себя вспомнить о потерях легиона Тулия Малха. Цзы’дарийцам есть, кого оплакивать и за кого мстить.
— Заболевание похоже на обычную геморрагическую лихорадку, но развивается гораздо быстрее, — продолжает Публий, доставая планшет.
На экране появляются фотографии кожной сыпи, алой сетки сосудов на белках глаз, огромных синяков на руках и ногах. Некоторые снимки настолько реалистичны, что я, не выдержав, отворачиваюсь. А голос Публия преследует, как навязчивая мелодия:
— Инкубационный период от двух дней до двух недель. Заболевание начинается остро с сильной слабости, головных болей, лихорадки, расстройства кишечника, рвоты. Позже добавляются внутренние и внешние кровотечения. У больных отказывают почки, разлагается печень, поражение мозга вызывает припадки. Умирают они через неделю. А если организм изначально ослаблен, то раньше.
— Хватит, — просит Трур и до хруста сжимает в кулаке контейнер с антивирусом. — Скажите, где сейчас зараженный хлеб из пекарни? Я близко не подойду к этому месту.
— Никто не подойдет, — холодно отвечает генерал. — Он на кухне в плетеных корзинах. Нас на поминках официально вообще не будет. Только я в маске Тиберия и он, замаскированный под Киару. Подносить хлеб лиеннам будут слуги. Если Рагнар со свитой откажутся, то Имари обещала помочь. Она не знает про вирус, но чувствует себя благодарной за то, что её свадьба отменилась. Тиберий, ты сам никуда не лезь. Понял?
— Так точно, Ваше Превосходство, — вместо бодрого ответа получается шепот.
Трур скользит по мне взглядом и прячет таблетки в карман. За все время после вчерашнего ночного разоблачения он ничем не выдал то, что узнал в рядовом Тиберии официально умершую любовницу генерала. Даже не смотрел на меня украдкой и не пытался заговорить. Может, не запомнил, пока была женщиной? Мало ли кого генерал приводил в спальню особняка. Какое до них дело старшему виликусу? Мне бы расслабиться и не думать хотя бы об этом, но не могу. Слишком нарочито Трур меня игнорирует, а времени самой расспрашивать и докапываться до истины — нет. Проще повиниться перед Наилием и спросить: «Что делать?»
Почему сейчас? Потому что Остий Вир оказался кротом и, возможно, участвовал в нападении на наш резерв. Искать бойцов под стенами дворца вчера отправили именно Трура. Он же доложил о неисправности капсулы, а потом осматривал её и вскрывал створки. К тому же только что единственный из группы спросил, где лежит зараженный хлеб. Зачем? Моя паранойя подсказывает голосом одного из духов:
«Затем, чтобы предупредить бойцов Малха или лиеннов».
Совершенно бредовое предположение, но почему-то именно на Эридане я научилась верить в любое безумство. Слишком все запуталось и усложнилось. Как бы я не отмахивалась от подозрений, они только укреплялись. У Рэма не было камер во дворе, никто не знает, что на самом деле там делал Трур. Переключить рацию на другой канал — один щелчок кнопки. Снайпер мог сливать информацию кому угодно, и его бы никто не поймал за руку. Нас слишком мало. За всем не уследить.
Голова болела от тяжелых мыслей, и язык чесался с кем-нибудь поделиться. Если отложу или махну рукой — возможно, совершу большую ошибку. Нужно сейчас.
— Ваше Превосходство! — успеваю обратиться до того, как Наилий начнет раздавать последние указания перед поминками. — Разрешите сообщить нечто важное. Конфиденциально.
Ловлю волну взглядов и шорох от разворачивающихся табуретов. Все еще мыслями в симптомах вируса, а тут я с загадками. После того, как Публий открыл военную тайну, что может быть важнее? Рэм рвется осадить дерзкого рядового, но вдруг осекается. Просто не стал связываться или моя репутация мудреца сработала? Пытки Остия Вира, управляемая Лехом Киара, догадка про секретный вирус. Кажется, не у меня одной вера в то, что может и не может быть пошатнулась.
— Почему не при всех? — прищуривается генерал, а офицеры вытягивают спины, напряженно вглядываясь в меня.
Бездна, детский промах! Конечно, если прошу уединиться, то логично заподозрить, что речь пойдет о ком-то из них. Ох, и руки я не знаю, куда деть, будто поймали с поличным. Придется нагонять еще больше тумана или ляпнуть первое, что придет в голову:
— Это личное, — опускаю голову и поджимаю ноги под табурет. — Разрешите поговорить наедине.
Лысый стервятник закатывает глаза. Не слышу, как ругается, но угадываю по движению губ слова: «Баба. Приспичило». Публий реагирует сдержаннее и пятится к бывшему полевому госпиталю, тронув снайпера за рукав.
— Пойдем в спальню, — сдается генерал. — Рэм, сворачивай наблюдение. Публий, Трур, приступайте к погрузке ящиков в капсулу.
— Есть, — нестройно отзываются военные, а я, радуясь, что под силиконовой маской не видно покрасневших щек, иду за Наилием в спальню.
Глава 22. Паранойя
Нужно говорить, а я не могу. Стою возле застеленной кровати и бесконечно внимательно разглядываю узоры на покрывале. Стебли растений, переплетенные лабиринтом, и ни одного распустившегося цветка. Лишь тугие бутоны с алыми каплями сердцевин. Метафора к спящей женственности и невинности, превозносимой на Эридане до небес? Может быть, ведь мы на женской половине дворца по соседству с покоями принцессы. Я не разбираюсь в эриданском символизме, а в своих мыслях сейчас тем более.
Перед глазами грядка с земляникой в саду генеральского особняка. Так же жарко тогда было, и я пряталась от Трура под вязаной маской. Больше никого рядом. Он слушал, успокаивал, помогал. Не верю, что мог предать, но не могу об этом не думать.
— Наилий, когда напали на наш резерв, я подозревала Остия. Считала, что даже клетка и браслеты для него — не препятствие. Захочет — сбежит, убьет охранника и вызовет по рации своих.
Генерал коротко кивает, принимая версию. Она чуть вероятнее других, но проверить пока невозможно.
— Остий мог рассказать бойцам Малха все вплоть до раскрытой тобой тайны вируса. Но увезли его из дворца слишком рано. Разведчик пропустил церемонию демонстрации чистоты, не знал о яростном желании лиеннов убить нас именно в ту ночь. Не слышал твоего разговора с Таундом и его требования убраться с планеты. На десантной капсуле, разумеется, как же еще? Я долго думала, что капсулу испортили для того, чтобы подставить нас под топоры кровников Рагнара. Лишить возможности сбежать. А позже спокойно забрать Имари из покоев, если бы кроту не удалось вывести её из дворца. Но Остий не знал про лиеннов, понимаешь? Не знал. Кто-то другой рассказал про них бойцам Малха.
Перевожу дыхание, будто готовлюсь прыгнуть с моста в реку, а генерал молча ждет. Еще не сжимает кулаки и зубы до скрипа, но уже хмурится. Имя снайпера вибрирует на кончике языка. Или я заканчиваю мысль или больше никогда к ней не возвращаюсь. Прости, Трур, я не хочу обвинять, но жить не смогу с подозрениями.
