Но если на миг закрыть глаза — и затем осмотреться уже иным взглядом, взглядом мага, то станет ясно, что упругие черные струи хлещут из одного-единственного пятака размером с кулак.
Стефан присвистнул невольно. Поначалу Лорин говорила, что придется закрывать разлом, и он представлял себе это как соединение земной тверди воедино. А тут, оказывается, всего-то заткнуть хенешеву дырку.
Но попробуй ее закрой, когда Сила из нее так и хлещет.
— Мы пришли, — сказал он, — Лорин, что тебе говорил Таро? Что я должен сделать?
— Таро никогда здесь не бывал. Никто из нас не бывал после того, как нас изменила магия Крови. Что ты видишь?
Стефан подробно описал собственные ощущения. Лорин задумчиво покачала головой.
— Всю силу, что выплеснута отсюда, уже не втянуть. Она ведь рассеивается. Чтобы собрать все, надо объять сущее, а это невозможно. Скажи, а ты можешь закрыть брешь?
Он осмотрелся, размышляя. Стоя по пояс в вязкой черной жиже, что выплескивалась из пробоины в днище мира, а дальше текла, распадаясь на струи. Закрыть брешь… Легко сказать. Это не бочка, которую можно заткнуть пробкой. Трудно даже представить, какая сила должна противодействовать той, что проникает откуда-то извне.
— Мне надо подумать, — Стефан опустился на ближайший уцелевший камень, — ты-то как?
— Я ничего не ощущаю, — после недолгого молчания сказала Лорин, — вообще ничего. Но страх, конечно же, есть. Хочется отсюда сбежать подальше.
Они замолчали.
Потом Лорин сказала:
— Ты должен закрыть брешь, а я — запечатать поверх. Магией Крови.
— Я могу собрать не все, но значительное количество выплеснутой дряни, — прошептал Стефан, — я, наверное, даже смогу затолкать все это обратно. И тогда… Все решит печать? Верно? Твой Таро нас отправил сюда, толком не объяснив, что делать…
— Стянуть в узел энергетические линии Некроса и припечатать его ко дну, — без всякого выражения проговорила Лорин, — это слова Таро. Прости, здесь как-то туго думается.
— А! — Стефан хлопнул себя ладонью по лбу, — ну конечно! Надо дыру заткнуть узлом… Из самой Силы. Хенеш! Лорин, хорошо, что ты хотя бы сейчас мне это сказала. Тогда узел и будет той самой пробкой, которую не так-то просто выбить!
Он даже улыбнулся.
Все оказалось просто. И почему Таро не объяснил лично ему? Не доверял? Или злился на что?
Стефан поднялся. Снова захлюпало в носу и в горло потекла кровавая горечь, но он даже не обратил внимания.
Линии. В Узел.
Он зажмурился, перестраиваясь на видение Силы.
Воздел руки вверх, погружая их по самые локти в леденящий поток. Схватил сразу два потока, скользких, живых, что так и норовили вывернуться. Дернул на себя. Сглотнул кровавый ком в горле. Потоки уходили в бесконечность, теряясь и рассеиваясь под небом его, пока что живого мира. И Стефан решил, что не отдаст — ни за что не отдаст! — прекрасное синее небо этой чудовищной и смертоносной силе.
Узел.
Все ощущения обострились.
Он работал даже не руками, мыслями.
Схватить два потока, завязать узел. Потом еще один. И еще. Намертво закрывая брешь, неведомо как получавшуюся в дне мира.
Стефан походя вытер подбородок. На руке остался липкий след — его кровь. Еще узел. И еще. До тех пор, пока пещера не очистилась от тягучих и одновременно невесомых струй, сплетенных из черноты и алых брызг.
Голова кружилась. Стефан попятился от туго скрученных узлов, видимых одному ему. Пошатнулся. Под локти поддержали сильные руки. Теплые.
— Они… развязываются, — пробормотал он ошеломленно, — я что-то сделал не так?
— Теперь и я вижу, — шепот Лорин походил на осыпающийся иней, — нет, ты все сделал правильно. Но я должна наложить печать Крови.
Мысли текли вяло.
"Наложить печать крови", — повторил про себя Стефан, — "это значит, что сейчас Лорин потребуется чья-то кровь. Чья?"
И тут же пришло понимание.
Конечно же, он ни при каких обстоятельствах не должен был уйти из Разлома.
Таро и Лорин просто использовали его — сперва как некроманта, а затем как сосуд, вместивший Силу, саму жизнь.
От осознания этого стало горько. Он обернулся к Лорин, внимательно вглядываясь в ее серые и как будто подернутые кровавой пеленой глаза.
— Ты могла мне сразу сказать, что выпьешь меня. Все равно я готовился здесь умереть.
Кажется, Лорин всхлипнула. Взяла его лицо в ладони, потянула к себе и несколько нескончаемых мгновений смотрела в глаза. А он ощущал кожей ее дыхание и думал о том, что умереть от руки Лорин, в общем-то, не так уж и плохо. Всяко лучше, чем от руки Крастора.
— Стефан, — она судорожно выдохнула, — я же сказала, что тебя люблю. К чему мне жить, если тебя не будет рядом?
И оттолкнула от себя. Сильно, так, что он отлетел в сторону, перекувыркнулся через голову и даже не нашел в себе сил сразу подняться.
В неверном свете затухающего факела Лорин подошла к раскручивающимся узлам. Остановилась, собираясь с мыслями. Потом резко вскинула вверх руки — ладони светились багровым — и так же резко опустила их вниз, вколачивая путаницу узлов в дно разлома.
Ослепительно полыхнуло.
И Стефан вдруг почувствовал, как один за другим неведомая сила разрывает камни Крови. Тонкая ткань мира содрогалась, билась в судорогах — но это был кризис, предшествующий выздоровлению. Вмиг и ослепнув, и оглохнув от ходящей ходуном материи, он кое-как на четвереньках пополз к тому месту, где должна была упасть Лорин. В висках бешено ухал пульс.
— Лорин! — крикнул он в кромешную темень.
Тишина.
— Лорин, ответь!
Но разум подсказывал, что она уже не ответит. Попросту не сможет. Пустила на печать саму себя… Как глупо… Ему-то все равно отсюда не выйти. Или… Шанс вернуться все же был? И Лорин об этом знала?!!
Стефан зацепился за что-то, потом, ощупав, понял — сумка с факелами. И огниво здесь же. Ругаясь самыми непотребными словами, он высек искру, запалил промасленную ветошь. Рыжие отблески играли на сверкающей алым печати Крови, да и сама она, казалось, светится.
А рядом — неподвижное тонкое тело.
— Лорин, — холодея, Стефан метнулся к ней.
Лорин лежала на боку, и когда он перевернул ее на спину, даже открыла глаза.
— Лорин, Лорин, — он повторял это имя, словно заклинание, — почему?
— Дурак, — прошептали стремительно синеющие губы, — ты так и не понял. Не поверил…
Стефан трясущейся рукой пощупал пульс на шее — он был какой-то слабенький, едва ощутимый, словно вялое дерганье ниточки под пальцами. Затем схватил ее за руку и поднес к губам. Целуя холодеющее запястье, вдруг уставился на аккуратные девичьи ноготки.
