Став Верховной, я планировала настоять на запрете применения подобных артефактов. Они были не менее опасны, чем печати. Я бы сказала, они сильно превосходили обычную блокировку магии по части опасности. Печать — закрывает доступ к силе, полностью. А такой браслет лишь перекрывает выход магии.
— Умница. Ты права. Зачем мне он? Я долго пытался понять, в чем состоит твой талант. Пока не догадался, что это вранье. Ты способна обходить любую магию, обманывая собеседника, верно? — Проницательно тихий шепот заставил испугаться еще сильнее. — Поэтому сейчас, когда на твоей руке блокирующий магию браслет, ты ответишь мне на несколько вопросов. Если обманешь, я узнаю. И наказание понесут твои сестры.
В груди начало собираться что-то холодное, непослушное и дикое. Возможно, это уже резерв начал расти — обычно подобные процессы крайне неприятны. А, может, обида становилась чем-то особенно опасным, чем-то, что требует мести.
Аринский провел рукой от моего запястья до плеча, медленно — будто извиняясь за то, что делает, пробежал пальцами по нежной коже шеи и аккуратно приподнял мое лицо за подбородок, чтобы я смотрела на него.
Лицо герцога было слишком близко. Настолько близко, что я могла разглядеть мелкие едва заметные шрамы на щеке и подбородке, увидеть свое отражение в глазах ректора.
— Что случилось с твоим опекуном?
— Я его убила. — ответ без эмоций в голосе.
Все чувства сейчас были сосредоточены на комочке льда в груди. Я никогда не ощущала ничего подобного. То, что происходило, пугало. Дело было даже не в ректоре, перед которым я сейчас оставалась абсолютно беззащитной. А в чем-то другом. Возможно, в браслете. Холод на коже отдавался леденящим ужасом, желанием сбежать и расплакаться!
— Мне нужны подробности, Стана. Как? Зачем?
— Остановила его сердце направленным потоком магии. Я рассказывала вам, на что способна. Поступила так, потому что не хотела жить с ним.
— Почему?
Скрипнула зубами, сдерживая порыв послать ректора лесом с мертвецами. Сейчас у него было слишком много власти — надо мной, над моими сестрами и над нашими секретами.
Судя по всему, он знает обо всем, что происходит в академии, несмотря на полог и тишины и любые другие способы защиты разговоров. Так он узнал о зелье, о разговоре с Ядвигой. Поэтому спокойно вышел из собственного кабинета, когда она оказалась честь и прибыла с визитом! Он знал, что все услышит, узнает и сможет воспользоваться информацией! Это ведь намного разумнее, чем выгнать ее и не услышать ничего мало мальски значимого.
— Он называл себя моим отцом, но не имел ни капли моей крови. Вы знаете об умении ведьм по ауре узнавать родственников? Это, конечно, не всегда хорошо работает — намного эффективнее посмотреть кровь возможного родственника. Я проверяла трижды. Лорд не был мне ни отцом, ни дядей, ни троюродным дедушкой — то был абсолютно чужой человек. И он знал об этом.
— Вы убили человека за то, что он лгал вам?
— То, что делал мой опекун… Поверьте, я способна убить и за меньшее.
Герцог молчал, а я старалась смотреть не в необычные серые глаза, а на его переносицу. Стоять так было неудобно, но холод в груди разрастался, я теряла самообладание и была готова расплакаться от отчаяния и непонимания ситуации.
— Допустим. Что произошло с его сыном, который тоже стал вашим опекуном?
— Он знал, что это я убила его отца. Знал и ничего не мог доказать. Собирался мстить мне, для этого и оформил опекунство. Но влюбился и покончил с собой.
— Приворотное зелье?
— Нет. Мне было пятнадцать и я не жаждала мужского внимания, поэтому никого не привораживала.
— Скольких мужчин ты успела привязать к себе? — внезапно спросил ректор.
— Троих. Двое из них мертвы. Третий — вы. — Я улыбнулась, понимая насколько он, должно быть, удивился, но упрямо продолжила смотреть на переносицу и бороться с чувством безысходности.
— Мне не очень нравится такая тенденция. — проворчал герцог, намекая на смертельный исход моих приворотов. — Почему так мало? У среднестатистической ведьмы в вашем возрасте и при вашем могуществе в копилке за сотню привороженных.
— Среднестатистической ведьме никогда не добраться до поста Верховной, а власти хочется: вот и повелевают мужчинами, которых лишили воли. Я же с пятнадцати была Старшей круга. В пятнадцать получила первое разбитое сердце. В восемнадцать изобрела артефакт, который поспорит с любым существующим в полезности. К тридцати я планировала стать Верховной, имела на это все шансы. Зачем мне баловаться с приворотами? Я отработала навык, продавая зелья, но никогда не использовала их для своей выгоды.
Аринский долго молчал, прежде чем задал следующий вопрос.
— Что за зелье ты сварила для Тихниса? Приворотное?
— Нет. Это было зелье для блокировки страха. Сын лорда влюбился в женщину много старше себя — ниже по статусу и без сил вовсе. Нашей целью было зелье, которое сотрет для нее границы в виде возраста, положения в обществе, наличия магического дара.
Я говорила правду. Не потому, что браслет не давал возможности соврать, просто сил на это не хватало. Нет, ложь не была моим талантом, просто порой правда бывает столь странная, что окружающие продолжают верить, что это обман.
— У тебя есть зелье, способное уничтожить границы в сознании человека?
— Есть рецепт. Зелье у Тихниса.
Ректор тихо и хрипло рассмеялся. А я поняла, что шея затекла окончательно, прижиматься к инквизитору надоело, а холод все еще бесит своим наличием. Попыталась вырваться, но герцог держал намертво.
— Тише, тише. — Он улыбнулся, склоняясь еще ближе к моему лицу. — Последний вопрос и я тебя отпущу. И браслет сниму. Хорошо?
— Да.
— В чем состоит конфликт с Верховной?
— Я рассказывала.
— Чем скорее я узнаю подробности, тем раньше ты получишь возможность колдовать. Я даже позволю разнести свой кабинет повторно.
Вообще-то я была уверена, что он и так все знает. Магу просто хотелось это услышать. Не знаю зачем. Но ему явно этого хотелось.
— Верховная потребовала, чтобы я вышла за вас замуж или убила вас, чтобы убрать с дороги. Она сказала, что вы мешаете ей вести ведьм к величию. Я отказалась.
— Почему?
— Ведьмам не указывают, с кем спать и за кого выходить замуж. Я не хочу становится чьей-то женой. Тем более меня раздражает требование стать женой инквизитора, который при возникновении такой возможности с удовольствием поджарил бы "женушку" до золотистой корочки. Я знала, что разозлю Ядвигу, причем довольно сильно. И да, я боюсь ее гнева. Все боятся — Верховная сделала многое, чтобы добиться того, чего достигла.
— Но даже страх перед Верховной слабее твоей неприязни ко мне?
Нет. Не слабее. Я вообще неприязни к нему не испытывала. Только жалость, вину и уважение за сдержанность. Я восхищалась тем, как лорд держал себя, будто его сейчас не сводит с ума проклятие, будто нет ничего, что могло бы нарушить его уверенность и спокойствие. Даже не допускала мысли, что он когда-то сорвется, хотя, судя по динамике развития проклятия, это должно было произойти давно. Помимо страсти теперь существовала эмоциональная привязка, и это плохо. Прежде всего потому, что сильно осложняло процесс снятия приворота. Приворота, который, к слову, и так был неснимаемым проклятьем высшего порядка!
