— Я чувствую, что должна переживать.
— Не трать слезы. Он получил то, что заслужил.
Она покачала головой.
— Не знаю. Не за то же, что он спал с кем попало. Этот ублюдок постоянно врал и бил женщин, но он не заслужил того, чтобы его голову раскололи пополам.
— Она не раскололась пополам.
— А что ты сделал со своей девушкой?
— В каком смысле?
— Ты убил ее?
— Нет.
— Ты собираешься ей сказать о том, что сделал?
— Черт, нет, конечно.
— Ну, и что дальше?
— Почему ты задаешь столько вопросов?
— А почему бы мне не спрашивать? — Она кладет руку себе на живот. — Ты только что убил отца моего ребенка.
— Ой. — Мне, наверное, стоит сказать что-нибудь более проникновенное, но внезапно мой словарный запас куда-то исчезает. — Я не знал.
— Он тоже.
Когда я открывал ворота, я знал, что все будет сложно. Я не мог себе представить, что будет еще и неловко.
— Ты бы поступил иначе, если бы знал? — спрашивает она.
— Может быть.
— Тогда хорошо, что не знал.
Мне хочется, чтобы она ушла. Я — убийца с топором, но она наводит на меня жуть. И не слишком умно стоять с поднятыми воротами и трупом на полу, хоть и прикрытым.
— Мне нужно закрыть ворота, — говорю я. — Я положу его в багажник и похороню тело.
— Где?
— Тебе не нужно этого знать.
— Справедливо. Но нам нужно продумать нашу историю.
— Ты не мой сообщник. Мы не будем обеспечивать друг другу алиби. Просто притворись, что ты никуда сегодня не выезжала и никому ничего не говори.
— Я хочу тебе помочь.
— Ты шутишь, да?
— Мне нужно поставить точку в наших с ним отношениях. Я не могу это оставить вот так.
— Как? Он мертв! Я его убил, а ты, наверное, переломала ему половину костей. Какая еще точка тебе нужна? Его больше нет в твоей жизни. Иди домой.
Она не двигается с места. Надо было убить ее.
Надо было убить ее, как только поднял ворота. Только полный идиот оставил бы ее в живых. Надо было разбить ей череп, как только я понял, что она не вооруженный до зубов полицейский.
Надо было сделать это до того, как я узнал о ее беременности.
Это не должно влиять на мое решение. Мне плевать на подобные вещи. Я бы никогда не стал делать всякие гадости, как некоторые убийцы, когда узнают, что внутри женщины находится плод, — но если он умрет с ней, то так тому и быть.
Почему она не уходит?
— Я хочу помочь тебе избавиться от тела.
— Большинство людей стараются держаться подальше от преступлений. Тебе-то зачем себя компрометировать? Ты же попадешь в тюрьму! Притворись, что ты меня никогда не видела, бога ради.
— Я плоховато умею притворяться.
Хорошо. Она должна умереть. Других вариантов нет. Я пытался сделать так, чтобы мне не нужно было убивать ее, но она ведь как заноза в заднице, так что я должен это сделать, да? Единственный вопрос: пустить ей пулю в лоб и покончить с этим или сделать это каким-то более удовлетворяющим способом?
Я лишился полноценной мести Терренсу, так что склоняюсь к последнему, но и тянуть с этим рискованно. К этому моменту я должен быть уже далеко.
Она пялится на меня. Она думает, что я пытаюсь решить, принять ли ее помощь, а не убить ли ее быстро или медленно.
— Почему бы не позволить мне помочь?
— Потому что.
— Это не довод, если, конечно, тебе не пять.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Может быть, тебе и не нужна моя помощь, но ты же можешь ею воспользоваться? Разве не легче класть тело в багажник вдвоем? Разве не получится выкопать могилу быстрее, если работать вместе?
— Ты беременная.
— И что?
— Беременным женщинам нельзя поднимать мертвые тела.
— Ну я же не на восьмом месяце. По мне даже не видно. Так что глупый довод.
Я почти уверен, что обидел ее. Мне вроде как неловко из-за предположения, что она слишком хрупкая для такой работы.
— Извини.
Не могу поверить, что я только что извинился. Боже!
Почему она просто не уйдет отсюда?
— Все нормально. Позволь мне помочь.
Если это будет продолжаться, я сам себя топором шандарахну, так что мне нужно либо убить ее, либо позволить стать моей помощницей по наведению порядка.
Ладно. Позволю ей пойти со мной. Но если она думает, что ей предстоит что-то вроде совместной серии убийств по всей стране, она ужасно ошибается.
— Хорошо, можешь помочь мне закинуть его в багажник, — говорю я ей. Я уже приготовился, что она закричит: «Уху-у!» — и даст пять, но она просто кивает. — Нам нужно покрепче завернуть его в пленку, но это я сделаю, если ты, конечно, не желаешь покувыркаться там с ним или вроде того.
Она хмурится.
— Зачем ты это сказал?
— Что?
— В каком смысле «что»? Зачем отпускать подобные комментарии?
— Это была шутка.
— А прозвучало не как шутка. Ты хочешь сказать, что я какая-нибудь душевнобольная? Что я была бы не против покувыркаться с трупом моего мертвого парня?
Я раздумываю, стоит ли указывать на то, что «труп мертвого парня» — это тавтология. А почему бы и нет.
— Не нужно говорить «труп мертвого парня». Ты можешь сказать «мертвый парень» или «труп парня» и передать то же самое значение.
Я не особо дотошен в вопросе речевых ошибок. Мне просто не нравится, что она думает, будто ей позволено обижаться на мои шутки. Не обязательно смеяться над ними, но мы тут не равноправные партнеры, и она может оставить свой праведный гнев при себе.
— Проехали, — говорю.
— Я просто хочу знать, что ты имел в виду.
— Я хотел разбавить юморком неприятную ситуацию. Извини, если расстроил твою нежную натуру. — Это не считается за настоящее извинение, потому что я откровенно язвлю. — Если тебя не устраивает, как я общаюсь, можешь идти.
— Хорошо, — говорит она. — Извини. Нет, я не желаю кувыркаться в пленке с моим покойным парнем, но буду рада помочь завернуть его покрепче, чтобы не вытекли биологические жидкости.
Ее язвительность еще более ядовитая, чем моя, но это нормально.
— Ну тогда давай займемся делом.
Мне не хочется таскать тяжелое тело с пистолетом, засунутым за пояс. Минди выглядит испуганной, но не удивленной, когда я его достаю. Я иду в дальний конец складского помещения и кладу его в углу. Если у нее хватит дури побежать за ним, я уверен, что у меня будет куча времени, чтобы сбить с нее спесь.
