– Мы все люди. Мы все одинаковые.
Масаи прижал палец к губам.
– Нет, я думаю, что мы как раз совсем неодинаковые. Нет худшей лжи, чем утверждение о равенстве людей. У нас разные культуры. Где-то молодежь обучают юмору, а где-то – ненавидеть врага. Где-то говорят о терпимости, а где-то – об обращении чужаков в свою веру. Где-то призывают отвергать насилие, а где-то – всеми средствами насаждать свою точку зрения. У нас, например, много проблем с танзанийским правительством, которое пытается заставить нас отречься от традиционных верований и принять государственную религию. Мы не пытаемся навязать им свои верования. Почему нас не оставляют в покое?
– Вы, быть может, не понимаете каких-то политических целей, – прервал его Исидор.
– Нет, – не согласился африканец. – Это вы, люди Запада, все усложняете. Вас тоже плохо учат. Вы воспитываете детей во лжи, едва ли не с самого рождения. Вы даете младенцам соски, чтобы они приняли кусочек пластика за материнскую грудь, а вместо материнского молока кормите их порошковым.
– Ну, это еще небольшая ложь, – сказала Лукреция.
– О да! – воскликнул масаи. – А ваши свадьбы? Вы женитесь, обещаете жить вместе «в радости и в горе, пока смерть вас не разлучит». Как можно терпеть кого бы то ни было в течение шестидесяти лет? Продолжительность жизни выросла, и супружество потеряло смысл. У нас, когда мужчина и женщина соединяются, тот, кто проводит церемонию, говорит: «Вы женитесь, чтобы жить вместе в горе и радости, пока смерть любви не разлучит вас». Это же логичнее.
Пока они беседовали, в деревню спокойно вошли пять гиен, и никто даже не попытался их прогнать. Лукреция смогла внимательно рассмотреть животных и была поражена потрясающей деталью: клитор у самок был настолько развитым, что его можно было принять за пенис. Наличие сосцов при этом ясно говорило о том, что это самки. Теперь журналистка поняла, почему в традиционном европейском восприятии гиены всегда представлялись животными зловещими и устрашающими. Вернувшись в настоящее и вспомнив о своей цели, она достала блокнот.
– Что вы думаете о том, откуда взялась Вселенная? – спросила она.
– Я считаю, что это плод иллюзии, – ответил африканец.
Журналистка записала: «Теория иллюзорного человечества».
– Камням кажется, что они растения. Растения воображают, что они – животные. Животные думают, что они люди. А людям грезится, что разум их свободен.
Лукреция не могла не вспомнить о столь милой Исидору теории эволюции, основанной на форме цифр.
– Я знал одного белого, который был помешан на том, чтобы узнать историю происхождения человечества, – сказал вождь масаи.
– Профессора Аджемьяна? – спросил толстый журналист.
– Да, профессора Аджемьяна, – удивленно подтвердил масаи. – Он часто сюда приезжает.
– Больше не приедет. Он умер. Его убили, – быстро сказала девушка.
Масаи некоторое время изумленно молчал.
– О! Тогда, наверное, я знаю убийцу.
– Кто это?
– Софи Элюан, бывшая жена профессора. Они все время ссорились. И без всякого стеснения вступали в конфликты на людях. Постоянно кричали друг на друга. Однажды прямо здесь я слышал, как Софи Элюан сказала: «Я тебя скорее убью, чем позволю распространить твою теорию. И не только в своих собственных интересах, но и в интересах всего человечества». Ученый презрительно рассмеялся и заявил, что истина важней, чем жизнь. Человека убить можно, а истину – нельзя.
Все трое посмотрели на жителей деревни, танцевавших вокруг огня под грохот тамтама.
– Софи вернулась. С одним человеком. С Анжем Ринзули, – сообщила Лукреция.
Эта новость не особенно удивила масаи. Он пожал плечами.
– Жена с пособником приехала уничтожить последние следы работы ее мужа.
Праздник на площади заканчивался. Женщины спели последнюю песню, мужчины исполнили последний танец. Вождь повел гостей к двум хижинам, где они проведут ночь.
Лукреция ощупала ложе из ветвей, травы и листьев, покрытое нейлоновым спальником, и сочла его удобным. Через отверстие входа она видела обезьян, висевших на деревьях и наблюдавших за людьми, отходившими ко сну.
Джунгли были наполнены тысячами звуков – ворчанием, писком, шелестом листвы. Сама природа дышала жизнью во всем ее буйстве и разнообразии.
Девушка спросила себя, не жилось ли ее дальним предкам на деревьях лучше, чем их сегодняшним потомкам.
13. ВОЖДЬ
Удар направлен самцу прямо в лицо. После бессмысленного убийства своего предшественника вожак по-прежнему взвинчен. Он избивает самцов, предупреждая возможность бунта. Он бьет самок, до которых может дотянуться. Он ощеривает зубы на детей. Берет палку и изо всех сил колотит ею об землю.
Все сбиваются в кучу. Некоторые принимают позу покорности, давая понять, что не подвергают сомнению власть вожака стаи. Самки становятся на четвереньки, приподняв зад, готовые к совокуплению.
Но это его не интересует. Вожак доведен до бешенства своей же собственной нервозностью. Он испускает несколько истерических воплей, означающих: «Я не нуждаюсь в вас. Я хочу избить вас. А если вам не нравится, уходите».
Некоторые обдумывают такую возможность. Но им нужна стая. Что может член стаи в одиночестве? Они стали развитыми животными именно оттого, что живут вместе. Без сородичей они будут легкой добычей для хищников. Разыгранная вождем сцена призвана напомнить им об этом. Если уж кого и бояться, так лучше его.
Затем, устав от себя самого, вожак успокаивается, наносит несколько последних ударов по трупу бывшего вожака и объявляет, что пора двигаться дальше на север.
Они идут энергично. Каждый хочет показать, что усвоил урок. Авторитет вождя навеки непререкаем.
14. РАЗЛОМ
Два журналиста быстро умылись колодезной водой. Лукреция тайком поделилась с Исидором молоком, предназначенным для женщин.
Очень рано, попрощавшись и поблагодарив масаи за гостеприимство, журналисты пустились в путь. Когда они приехали к месту разлома, солнце еще не взошло. Ущелье шириной в сто метров и глубиной в шестьдесят, с неровными краями, было едва освещено звездами, мерцавшими в темно-лиловом небе.
По дну ущелья струился поток воды.
Журналисты наклонились, всматриваясь. Серебряная, с серыми и белыми отблесками лента. Контраст между черно-лиловым небом и серебристой поверхностью реки придавал сцене фантастический вид. Черные деревья, с поблескивающей под звездами листвой, раскрывали ветви над необъятным театром теней.
– Это и есть Олдуваи. Совсем недавно тут был маленький ручей на дне, но от недавних дождей он разлился.
Эти слова произнесли не Лукреция и не Исидор. Сзади к ним уверенной походкой подходил высокий чернокожий человек. Одетый по-европейски в бежевые полотняные рубашку и брюки, он держал в руках землемерный инструмент. Поскольку было еще холодно, изо рта его вылетали облачка пара.
