Она просто роняет: «Привет».
Иногда предлагает орехи.
Но я боюсь ее настроения-сладкой-ваты — мой свитер наполовину распорот. Знает ли Тора, что я псих? Дошло ли до этой дурочки, кто разбил окно в Ласточке?
Я пообещал себе сохранить тайну. Пусть Хлопушка считает, что я нормальный. Что у нее завелось НЛО. Что мир сошел с ума.
Лишь бы я был обычным в ее глазах.
Как же я любил перед школой заходить к Ворону! Но Тора все испортила и тоже начала навещать дом утром. Я уступил. Теперь мое время — вечером.
Она наводит Облако.
Я навожу Облако.
Не сговариваясь, мы создаем расписание. Ворон спрашивает меня о Торе. Невдомек ему, почему мы до сих пор не объяснились.
Но о тайнах лучше молчать. Иначе какие это тайны?
По крайней мере, я так считал. До тех прекраснейших пор, пока Тора не разрушила наш распорядок и не явилась к Ворону вечером.
Застала врасплох, чего уж отмазываться. И вот я уже чувствую себя комаром, превратившимся в кашу от удара мини-ладошкой.
— Как ты меня нашел? — интересуется Тора. Хамка, даже не здоровается. — И что ты здесь забыл?
Она взлохмачивает кудряшки и морщится. Кармашек платья оттопыривается под весом содержимого. Я в курсе, что там, — пачка мелков. У нас одинаковые. Тора пришла наводить Облако, чтобы Ворон не скучал.
Мои щеки полыхают — температура поднимается, не иначе. Сколько там максимум? Сорок? Сорок два? А у меня пятьдесят. Я плавлюсь. Надеюсь, Ворон не расстроится, если я растекусь по полу кровавой лужицей.
— Что. Ты. Здесь. Забыл?
— Гуляю. А ты?
Я обычный мальчик, не кирпич и не шизик, люблю заброшки и играть в классики, честное-слово-поверь-пожалуйста-я-нормальный.
Ворон тихо хихикает. «Не смешно», — мысленно одергиваю его я.
— Это ты нарисовал кота, — подытоживает Тора. — Долго еще ждать?
— Чего жать?
— Правды!
— Мне было скучно, и я решил…
Она хватает меня за запястье. А коготки-то острые! Точно кошка.
— Я не буду обзываться, Захар. Неужели твой котелок до сих пор не переварил, что мы… два сапога пара?
На ее ресничках блестят слезы.
— Врешь.
Я высвобождаюсь и достаю мелок.
Тора дружит с кучей девчонок, которые не обзывают ее Кирпичом. Торины предки не твердят, что с дочуркой «что-то не так». Она не выращивает овощи. Ее не водят к врачу. Ей не пытаются удалить фантазию.
А я грызусь с Пашкой. Скармливаю унитазу кругленькие таблетки, как дохлых рыбок. Общаюсь с домами.
Вывод: Тора хочет забрать у меня Ворона.
— Я не вру, Захар, — всхлипывает она. — Я принесла тебе жареных орехов. Будешь?
Она протягивает мне целый кулек.
— Почему тебя не водят к врачам? Мы ведь психи, разве нет?
— Ласточка теперь меня слушается.
Моя кожа продолжает плавиться. Готов поклясться, на лбу огромными красными буквами проявилась надпись: «ШИЗИК».
— Поздравляю…
— Она сама выключила свет и заперлась, когда я легла спать. Я оживила ее пять месяцев назад. Она совсем кроха, мало что умеет.
Тора подается к часам Ворона и гладит их мизинцем.
— Что? — вспыхиваю я.
Штукатурка не сыплется, потолок не рушится. Дом подпускает ее к сердцу, словно это гребаный парк развлечений.
Предатель!
— Ворон, ты чего? Ты доверяешь ей больше, чем мне?
— Однажды она не побоялась штукатурки. А я побоялся швырнуть в нее булыжником, — хрипит Ворон. — Не обижайся…
— Да пошли вы!
Я бросаю кулак в стену и мчусь на улицу.
Небо заволокло тучами, сумерки размыли поселок. Я ускоряюсь, чтобы не исчезнуть во тьме, несусь мимо дремлющих домов и, когда внутри все не только кипит, но и болит, вырываюсь на пляж.
Да, предки ждут меня к ужину, но сегодня я опоздаю.
На берегу нет хижин — чем не идеальное место?
Море штормит. Шепчет, шуршит и плещется, но в школе нас не учат его языку. Сколько бы историй оно поведало?
Я снимаю ботинки. Волны облизывают ступни — холодно. Как раз, чтобы остыть.
Предатель, предатель, предатель.
Повелся на байки глупой девчонки, которая младше меня на целых два месяца! Нам с Вороном не нужны никакие Торы. Они все портят.
Девчонки всегда все портят.
А теперь я буду учить язык моря — с Zahnrad покончено.
Я возвращаюсь домой поздно. Предки ругают меня, когда я захлопываю дверь в спальню перед их носом. Матушка вновь жалуется бате, что со мной «что-то не так». Вновь предлагает мне съездить к доктору. Но я отказываюсь.
Отказываюсь.
Отказываюсь.
Весь следующий месяц.
Я спорю с ними. Топлю таблетки в унитазе. Дружу лишь с Воробьем. Врубаю погромче музыку, чтобы мое «спорю-топлю-дружу» превратилось в клип. Воробей подпевает. Он всегда подпевает.
Последний дождь — уже почти не дождь;
Смотри, как просто в нем найти покой.
И если верить в то, что завтра будет новый день,
Тогда совсем легко…
Дышу.
Ем.
Дышу.
Сплю.
Дышу.
Гуляю по пляжу, слушаю «Аквариум» и «Наутилусов».
Дышу, дышу, дышу…
Моей фантазии пора в отпуск. Месяца три назад, когда я еще не знал эту наглую девчонку, Ворон спросил у меня:
— Когда люди устают, что они делают?
— Берут отпуск, — ответил я.
— Отпуск?
— Ну, некоторые едут в горы. Некоторые — на море, к нам.
— Придет время, и я устану, Захар. — Ворон закряхтел и хлопнул оконными рамами. — Если я когда-нибудь замолчу, не сомневайся: я на море.
— Дурачок! — захохотал я. — Ты и так на море!
Тогда я не понял Ворона. А сейчас сам хочу в отпуск.
Наушники разрываются на максимальной громкости.
Ах, только б не кончалась эта ночь;
Мне кажется, мой дом уже не дом.
Смотри, как им светло — они играют в жизнь свою
На стенке за стеклом.
Я не навещаю Ворона и не обвожу Облако. Избегаю в школе Тору. Ради такого дела я даже расписание ее вызубрил. Пашка почти меня не трогает. Фингал не в счет. Предки радуются, что после учебы я спешу домой и запираюсь в своей комнате, а не лазаю по заброшкам. Им плевать, чем я занимаюсь. Главное — никому не проломлю череп. Нет, они не говорят об этом мне — они говорят об этом друг другу.
