На ее ресницах — слезы. Нет, я ошибся, она по-прежнему моя — хрупкая маленькая девочка, слышащая лучше, чем кто-либо. Просто ее жизнь наполнена страхами и чувством вины.
И все потому что она дружит с домами.
Мне до боли хочется сгрести Тору и спрятать в карман: от кота и ногтереза, от родителей и самой себя. Я бы хранил ее там и кормил орехами.
— Ты не представляешь, как я рад, что нашел тебя.
Я притягиваю ее к себе и целую. О боги, она до сих пор пахнет яблоками. Я сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь.
Если бы существовал кастинг самых счастливых в мире, я бы занял первое место.
Если бы дарили лосины за красоту, мини-комната была бы набита ими до потолка.
Если бы Тора попала под дождь, я бы превратился в зонтик.
Я целую самую волшебную девушку на земле, а она отвечает мне взаимностью. Тора скучала. Скучала!
Я нащупываю выключатель.
Будь моим облаком, Тора. Помоги мне дотянуться до небес.
Как я мог забыть, какая нежная у тебя кожа и как сладко пахнут яблоки? Я исправлюсь, Тора. Я изучу тебя заново.
Закрой глаза — и ты увидишь прошлое. Поцарапанную, заваленную хламом фотопленку.
Закрой глаза — и ты дотянешься до звезд.
Закрой глаза.
* * *
Тора переселяется ко мне. Мы снова вместе — как раньше. Жаль только, что наш дом — это маленькая спальня, а не Ворон. Мы забрали из девятой комнаты проигрыватель. Теперь у нас все общее. Одни наушники на двоих. Один будильник. Один шкаф. Я мечтал об этом миллиард лет. А сейчас сижу и гадаю: сколько нужно делать вдохов в секунду, чтобы не умереть от счастья?
По мнению Торы — сто сорок. Я же считаю, что пятьсот.
Хлопушка поговорила с Лидой и Ди, и те позволили ей тренировать меня раз в неделю. Я стараюсь ее не подводить, выкручиваю себя, как мокрое полотенце, и любуюсь ею, бегающей в фиолетовых колготках. Тора без ума от фиолетового.
А я — от оранжевого.
Я купил Хлопушке две пары колготок: и оранжевые, и фиолетовые. Она чередует. По понедельникам — мой любимый цвет, по вторникам — ее, и так до бесконечности.
— Мою коллекцию лосин вы не переплюнете, — смеется Лида.
Я преодолеваю все новые и новые трассы. Так студенты называют уровни в тренировочной комнате.
Ди виртуозно управляет рычагами. Как на арфе играет. Я быстро учусь, Лида хвалит меня и через неделю позволяет самому пройти трассу. Если я буду продолжать в том же духе, через месяц сдам выпускной экзамен.
Лида готовит меня к «мухобойке». Так студенты называют десятую, завершающую трассу.
Обычно ученики выбирают для выпускного экзамена псевдо-Ворона, но сейчас он на реконструкции, и Бруно разрешил мне пройти последнюю трассу. С ней справляются единицы, поэтому она — достойная замена.
Я буду мухой без крылышек. Так студенты называют тех, кто преодолел мухобойку.
Да, я мог бы подождать, пока переоборудуют девятую комнату, но… Паршиво, когда твоя девушка рискует собой, убивая дома, а ты приседаешь, отжимаешься и ноешь, что устал. Поэтому по вечерам я тренируюсь до звездочек в глазах и оттачиваю реакцию, скорость, меткость. Учусь молчать, даже когда невыносимо сложно.
Лида и Тора косятся на меня, как на муху без крылышек. «Как же ты взлетишь?» — написано на их лицах.
— Иногда журнала недостаточно, чтобы прихлопнуть муху. Тельце ее искореженно, но она по-прежнему шевелится. У тебя есть неплохие шансы спасти свою шкуру! — язвит Ди.
А Тора… Тора почти забыла, что такое улыбка. Она все сильнее обнимает меня ночью, и когда наступает день «Х», впервые подскакивает раньше будильника. Впервые не надевает фиолетовые колготки. Впервые не красит губы бордовой помадой.
Мы собираемся в тишине — робкой, ненадежной и нежной; такой, что кожа стен покрывается мурашками.
Через пару часов все решится, но… Что потом? Радоваться или валить отсюда?
И вот мы с Торой топчемся перед спортзалом.
— На завтрак не успеешь. Беги, — выдавливаю я и тащусь к двери.
— Захар! — выкрикивает она. — Не иди туда. Бруно не посмеет заставить.
Я замираю, и Тора обнимает меня за плечи.
— Я пришел сюда не для того, чтобы сразу уволиться.
— Бруно не выгонит тебя. Ворона переоборудуют, ты победишь его, и мы будем ломать Zahnrad вместе.
— Это подделка, а не Ворон. Да и вообще… Сколько ждать? Полгода? Год? Нет уж, я пройду десятую трассу.
— Мухобойку.
— Ты мне до сих пор не доверяешь. — Я разворачиваюсь к ней и заправляю выбившиеся из хвостика пряди за ухо. — Почему?
— Я… боюсь.
— Ты не можешь всю жизнь бояться.
— Могу. Могу! — кивает Тора, и пряди опять лезут ей в лицо.
Я мысленно усмехаюсь. Волосы, достойные хозяйки — такие же непослушные и в то же время беззащитно-мягкие.
— Перестань думать за меня, Тора. Тебе пора в отпуск.
Она понимает, о чем я, и приглаживает волосы, но те продолжают лезть в глаза.
— Мой брат травмировал ногу в мухобойке, — цедит Тора, глотая слезы. — Его никто не заставлял. Он постоянно что-то доказывал, доказывал, доказывал… Скорее себе, чем другим. Кости как-то не так срослись. Он мучился от болей, но все равно отправился на задание. Глуп-ы-ы-ый. — Тора приподнимается на носочки и смотрит на меня, как на что-то недосягаемое. — Он не успел выбраться. Сгорел заживо.
— Тора… — шепчу я и прислоняюсь губами к ее лбу. — Я клянусь тебе, что успею.
— Бруно не отпускал его на задания, и когда узнал о произошедшем, очень разозлился, — хрипит Тора. — Конечно, студент без его ведома убил Zahnrad, да еще и погиб не по команде. Не было свистка. Как же не разозлиться?
Она всхлипывает и пытается отстраниться, но я прижимаю ее к себе.
— Обещаю, со мной ничего не случится. Завтра мы поедем на задание вместе.
— Честно-честно? — по-детски наивно спрашивает Тора.
— Честно-честно.
Глава 20
Захар
ДО
В спортзале душно и пахнет резиной. Здесь нет никого, кроме Лиды, качающей пресс.
— Подключайся!
Разминка больше меня не выматывает. Отжимания, гантели и растяжка даже из мухи сделают хищника. Иногда мне кажется, что мои мышцы разогреваются до температуры жаренного стейка, и это круто.
Лида наблюдает за мной внимательнее обычного. Почти не улыбается, сутулится.
— Будь осторожен, Захар, — шепчет она.
— Я ведь уже проходил трассу без тебя. Не переживай, все будет хорошо, — заверяю я, но Лидино лицо по-прежнему непроницаемо.
