— Осторожнее, чем обычно. Из мухобойки часто выносят студентов. Все вы бойцы, пока из спины не торчит нож.
Нет. Я справлюсь, без вариантов. Ради Торы. Я чувствую ее присутствие сквозь толстую стену спортзала. Должно быть, она отчаянно пытается вычленить из коридорной суеты наши голоса и бесится, потому что дверь заперта слишком плотно.
— Удачи! — хрипит Лида, когда я замираю на пороге тренировочного зала.
Бруно и Ди ждут меня у скамьи. О чем-то болтают, хмурятся. Неестественные, чужие, будто прилетевшие с несовместимых планет. Им нельзя общаться. У них разные весовые категории.
Да и вообще, кот без ногтей и девочка с божьими коровками вместо глаз — это не те ребята, в компании которых я бы мечтал завоевать мир.
Конструкция под потолком поскрипывает — старая, но надежная. Уборщицы постарались на славу: все блестит, на полу — ни пылинки. К мухобойке готовились тщательно.
Я кошусь на управляющие рычаги. Мой — красный. Последний и самый новый, хотя они все устанавливались одновременно. Многие поржавели, кое-где облупилась краска. А мой — нетронутый.
Никто не любит мухобойку.
— Привет, Захар! Как настроение? — интересуется Бруно и чересчур крепко пожимает мне руку. Небось проверяет, сколько упавших шкафов я выдержу, прежде чем превращусь в паштет.
Ди идет к рычагам.
А я надеваю бронежилет и каску и все жду, когда Бруно даст команду. Когда позволит мне со спокойной совестью расплющиться под шкафом. Но вместо этого он приземляется на скамью, такую крохотную для него, такую хрупкую. Снимает очки и по привычке протирает их галстуком.
Умник. Еще бы бинокль прихватил.
— Ну, поехали, — наконец говорит он.
Ди пялится на меня — белая, как молоко. Ее ниточки-косички потеряли контрастность, божьи коровки заледенели.
Она опускает рычаг.
Тишина давит на меня, на зал, на корпус. Триста килопаскаль, не меньше. Но шкафы не двигаются. Потолок не рушится. Если бы я телепортировался к часам за секунду, то дотронулся бы до них не окровавленными ладонями.
Шаг. Ничего не меняется. За мной наблюдает безобидный кот, да так пристально, что скоро просверлит во мне две дыры. И тогда я уволюсь. Пойду работать пуговицей.
Второй шаг. Я и правда чувствую себя мухой. Где-то поблизости таится гигантский человек и выжидает, когда я сяду на его ботинок.
Ди изучает плеяду кнопок. Она знает эту трассу. Вот бы залезть к ней в голову! Но я не дом. Во мне не тикают часы.
Третий шаг. Половицы вибрируют…
Да к черту их. Ничего не произойдет.
Под потолком лязгает конструкция.
Ничего…
Цок-цок-цок — здороваются со мной металлические механизмы.
Не…
Мышцы каменеют. Плохой из них получился стейк.
Произойдет…
Вокруг меня трескается пол. Тонкая линия точно отчерчивает границы Китая. А после — я падаю. Улетаю в никуда.
Как жаль, что не в Китай.
К счастью, я успеваю ухватиться за острый выступ. Пальцы болят так, словно обломки половиц проткнули их насквозь. Будет глупо, если они спасутся, пусть и нанизанные на деревяшку, а я оторвусь от них и улечу в недокитай.
Но ведь нужно-то всего лишь подтянуться. Давай, дурень. Ты же умеешь. Ты же обещал Торе.
Исчезни, пока на твой Китай не рухнул шкаф.
Я стискиваю зубы и подтягиваюсь, по чуть-чуть, по миллиметру… Ди подается ко мне, но Бруно тут же ее останавливает:
— Не лезь.
Преодолев последний миллиметр, я выползаю из мини-пропасти и сразу же вскакиваю. В голове — голос Лиды.
Пока ты выравниваешь дыхание, тебя размажут по полу, как бутербродное масло.
Пока ты дуешь на ссадину, тебя ранят еще тысячу раз.
Пока ты жив, тебя будут пытаться убить.
Комната вся в дыму. Она умирает, как умирали Ворон и Воробей. Разница в одном: ей не больно. Она не кричит.
Я двигаюсь дальше, продираюсь сквозь дым, крадусь наощупь. Слепой, глухой, потерявшийся.
Раз — что-то разбилось в метре от меня. Зеркало?..
Два — конструкция гремит, готовит новый сюрприз.
Три — все успокаивается.
Дым везде. Я не вижу ничего, кроме осколков зеркала, хрустящих под ботинками. Где-то включился телевизор.
Комната сужается. Раньше я не замечал, как пляшут стены. Они будто скучали по мне и хотят обняться. Но я отталкиваю одну и через секунду натыкаюсь на вторую.
Стоп.
Это не стены. Это шкафы. И если я не высвобожусь из их объятий, они меня раздавят.
Я разгоняюсь и прыгаю, но лодыжка застревает между дверцами деревянных монстров. Шкафы звякают от радости.
Еще немного — и я перекручусь в фарш. Монстры пожарят из меня котлеты.
Надеюсь, Ирка хороший кулинар.
Впереди — силуэт кровати. Я цепляюсь за ее ножку и подтягиваюсь.
Что-то хрустит, мизинец взрывается болью. Я ругаюсь, но не позволяю себе расслабиться. Все просто: не быть чайником с накипью и не быть кирпичом. Или просто — не быть.
— Хватит! — Это голос Ди.
— Вот именно — хватит! Угомонись! — Это голос Бруно.
Щелк.
А это голос конструкции-убийцы, активирующей дождь из ножей.
Собрав в кулак остатки сил, я подтягиваюсь и — о святые дома! — нога выскальзывает. Шкафы врезаются друг в друга. Я поднимаюсь и охаю: как же больно!
Дым облепил потолок, лезвий почти не видно. И нужно бы спрятаться и переждать ливень, но не успеваю я даже пошевелиться, как комната оживает. Превращается в мухобойку.
Вот семенит тараканом кровать. Вот вытанцовывает чечетку стол. А вот плачет потолок. Расклад не из лучших: его слезы способны проткнуть меня насквозь. Я завязываю каску покрепче.
За спиной кровоточат крики Ди. Бруно молчит. Конечно, такое зрелище!
Я пролетаю между смертоносными слезами. Стол приглашает меня на танец, но я говорю ему, что он оттоптал мне все ноги и партнер из него никудышный.
А через миг проклятый нож разрезает мое плечо, как торт со сметанным кремом.
Тора, Тора, я справлюсь. Я выползу из этой мясорубки. Обещаю. Я не погибну по команде.
Иди к дьяволу, Бруно.
И я бегу. Мне все равно, что лодыжка перебита в фарш. Все равно, что пальцы сломаны и теперь напоминают крючки для верхней одежды. Все равно, что я не торт, и вместо крема из меня сочится кровь.
Я справлюсь, Тора.
Ножи впиваются в половицы. Я переворачиваю стулья, спотыкаюсь, перелезаю через пляшущий стол. Глаза слезятся от боли и дыма.
