* * *
— Что с ними? — Лида обвела взглядом кабинет герра Шульца. На столе, на полках, на подоконнике тикали часы. Свои она не взяла — боялась чего-то невидимого.
Бруно подался к ней.
— С кем?
— С часами. Я… Я слышу кого-то. — Лида сжала кулаки — «слышу кого-то» прозвучало абсурдно. — Небо, не стоило мне приходить. Извините. Я выпью успокоительного, и все пройдет.
— Как насчет работы с Zahnrad?
— Смеетесь?
— Нет. Просто у вас отменный слух.
* * *
— Добрый день. А я вам фрукты принесла. Дай, думаю, порадую любимых соседей.
Мальчишка прятался за шкафом и дрожал. Он почему-то боялся Лиду. Его любимый дом молчал. Впрочем, как и все дома на медосмотре. Восьмилетний Захар был ему под стать — щуплый, мелкий, бледный. Он защищал друга, а друг защищал его.
Лида успевала обойти пол-улицы за обеденный перерыв, а потом, наспех перекусив, бежала на работу. Бруно этого хватало. Главное — за месяц проверить ту часть поселка, что примыкает к пляжу. Остальными домами занимались коллеги Лиды. Среди своих их называли Стаей.
Первого числа каждого месяца все начиналось заново.
Лида спрашивала у домов:
— Как вы?
А они отвечали:
— Захар научил нас играть в прятки.
Лида прислушивалась к скрипам, шуршанию, звяканью и писала об этом в отчетах. Где хлопнула дверь? Как быстро закипел чайник? Откуда сквозняк? Почему протекает крыша? Бруно интересовался абсолютно всем. Он создал их и теперь хотел познакомиться с ними ближе.
Болезнь Лиды отступила. По вечерам вместо Паганини, Тартини, Баха, Бетховена и Вивальди Лида общалась с Соколом. Она прислонялась виском к прохладному кафелю в кухне и шептала, шептала, шептала… А дом шептал в ответ. Обломки скрипки Лида сложила в футляр-гробик и запихнула в шкаф. Не время. Еще не время.
По пятницам к ней заходила Тора — сыграть что-нибудь из «Времен года». И было красиво. Нестерпимо красиво. Часы тикали в ритм «Лету», а вот от «Весны» отставали на пару секунд. Лида не сомневалась: девчонка тоже общается с домами.
— Я рада, что он помог тебе вылечиться, — однажды обронила она.
Лида улыбнулась. Сокол был мостиком между ней и реальностью, ее слуховым аппаратом. Горизонт оказался картонным. Поезд вернулся.
По субботам и воскресеньям Лида пропадала в заводском спортзале. Тренировалась сама и тренировала Стаю. Играла с ними на скрипке. Они продолжали знакомиться с домами и могли лишь предполагать, к чему приведет протекающая крыша.
А еще Лида начала собирать интересные факты о домах. Мини-легенды. Наблюдения. Получалось что-то вроде учебника.
Дождливым ноябрьским вечером в спортзал заглянул Бруно и подарил Лиде ярко-розовые лосины.
— Прости, цвет осеннего моря пока не нашел.
* * *
Расписание опять изменилось.
По понедельникам — розовые лосины и ужин с Бруно.
По вторникам — зеленые лосины и ужин с Бруно.
По средам — оранжевые лосины и ужин с Бруно.
По четвергам — синие лосины и ужин с Бруно.
По пятницам — красные лосины и ужин с Бруно.
По выходным — тренировки и ночные беседы с Соколом. Лида до сих пор боялась открыть футляр и увидеть обломки скрипки. А еще она боялась, что кто-то на работе узнает о ее… увлечении. Им нельзя. Они глухи.
Чем дольше Лида наблюдала за людьми, тем острее ощущала слышащих. Их было не так много, и почти все прятались от реального мира, как тот мальчишка, Захар. А Лида не пряталась. Лида радовалась, что болезнь отступила. Да, слух не восстановился до конца, но, по крайней мере, пьеса «4?33?» наполнилась звуками.
Какой же красивый у Бруно голос! Почему-то раньше она этого не замечала. Лида заново училась общаться — до Бруно она редко подпускала к себе кого-то так близко. Получалось не всегда:
— Ты опоздал на пять минут! Что? Ты не любишь Кайли Миноуг? Нет, мы пойдем на ее концерт!
Они стоили друг друга: Бруно согласился купить билеты, но обманул Лиду и затащил ее на концерт группы ABBA. После — долго просил прощения и в знак примирения подарил возлюбленной очередные лосины.
Так пролетали недели, месяцы и годы, пока не вспыхнула эпидемия. К тому времени Тора выросла и уже работала в Стае.
Лида дописала учебник и подарила его Бруно. Тот радовался, как ребенок. «Легенды о Zahnrad» ему очень понравились.
В день, когда Лида все же познакомилась с домами ближе, беспощадно светило солнце. Пожилая женщина с Виноградной улицы вызвала милицию — жаловались, что кто-то украл ключи и запер ее в собственном доме. Лида насторожилась — кто, если не они? — и отправилась с дежурными.
Еще издалека она уловила запах гари. Дым обволакивал деревья, полз между рядами цветущей картошки. Дом старушки горел, а рядом толпились ребята из Стаи в огнеупорных костюмах. И Тора, маленькая девочка, обожающая Тартини, — там же.
— Я… сама займусь этим делом, — выдавила Лида. — Всех свидетелей ведите сразу ко мне.
— Но майор…
— И никаких возражений.
«Дьявольская трель» закончилась. И зазвучала симфония номер пять.
* * *
И вот, спустя пятнадцать лет Лида снимает плакаты Кайли Миноуг. Заявление об увольнении лежит на столе. Вскоре она отнесет его Бруно — попрощается, улыбнется, а может, даже пошутит… Сегодня без скандалов. Как странно. Они постоянно ссорились, но при этом любили друг друга, а с минуты на минуту помирятся и расстанутся.
В дверь стучат. Бруно проскальзывает в кабинет и подплывает к Лиде. Снимает очки, протирает их галстуком, словно хочет напоследок рассмотреть возлюбленную получше.
— Поехали со мной.
Лида тянет за огромный выцветший плакат, чертыхается и комкает его.
— Ты же знаешь, что нет.
Бруно пытается взять Лиду за руку, но она отпрядывает.
— Не упрямься.
— Я и не упрямлюсь. Просто…
— Ты меня не любишь.
Лида застывает. Когда этот мужчина с шестеренками вместо сердца и пронзительным взглядом успел нащупать ее болевые точки? Так… нечестно.
Она подается к Бруно и берет его за подбородок.
— Не смей так думать.
— Тогда в чем проблема?
— Я не брошу Сокола. Он… Он единственный, кто борется с моей болезнью. А я — единственная, кто борется с его безумием. Жаль, что ты не изобрел машину для транспортировки домов.
Бруно косится на скомканные плакаты Кайли.
— Хорошо, что ты их сняла. Ужасная певица.
