Унизить, чтоб знала свое место; о, господин Робер дорого бы отдал за то, чтоб увидеть, как Дракон пинком отшвыривает эту дрянь от себя прочь! Робер даже трястись начинал, на губах его выступала пена, руки сжимались в кулаки, когда он представлял себе, как подберёт ноющую побитую девчонку, утащит ее в угол потемнее, задерет ее юбки и как следует оттрахает в задницу — чтоб визжала как кошка и дрыгала своими ногами в спущенных чулках.
Самое забавное в этой ситуации было то, что Робер сам не понимал, чего ему хочется больше: обладать этой женщиной, которую он мог взять себе, но упустил эту возможность, или уничтожить ее, унизить, причинить жестокие муки. Эти два прямо противоположных чувства причудливо сплетались в одно, совершенно новое, и Робер от него трясся, как в ознобе и след, словно от самого прекрасного наслаждения в мире.
Ранее, размышляя о том, как он отыщет Мишеля, Робер полагал, что ему придется снарядить корабль и собрать команду, купить услуги хороших сыщиков, чтоб в портовом Суиратоне отыскать напуганного, осиротевшего мышонка, юношу с красивыми голубыми глазами, и который так славно умеет морочить головы юных наивных девиц.
Словом, на это все пришлось бы потратить какое-то время и средства.
Теперь же господин Робер пылал жаждой мести настолько, что все мысли о корабле и сыщиках отмел напрочь.
"Одного маленького мышонка, — думал Робер, со всех ног мчась в свою башню, — я и в когтях притащу! Я буду летать в Суиратон каждый день, покуда хватит моих сил, но я найду его! Вороны помогут мне в моих поисках…"
Безо всякой опаски Робер перекинулся а ворона, отряхнул перья и воинственно каркнул, призывая собратьев. Дракон занят своей девчонкой настолько, что не заметит отсутствия Робера, а если и заметит — что ж, всегда можно соврать, что был занят делами государства.
Он звал и звал воронье, каркал до тех пор, пока не сорвал голос, и из его черного развевающегося клюва раздавалось только слабое сипение.
Воронье, привлеченное магией последнего Ворона, черной стокрылой тучей слеталось на башню. Вороны каркали, дрались из-за насестов, прыгали по растрескавшейся черепице крыши, с криками кружили над башней. Их было так много, что когда они разом взлетали, крича и носясь, как обезумевшие, становилось темно словно вечер пришел раньше времени.
Робер ждал.
Он слушал сплетни птиц, их воспоминания, догадки, выискивая в птичьем гомоне хотя бы намек на Мишеля, или хотя бы похожего человека. Можно же поискать в мышином гнезде, если сам Мишель не желал находиться.
Однако, один из воронов, бочком подбирающийся к Роберу, каркнул громко и отчётливо, и Робер понял — тот видел Мишеля. Человека, который много времени проводил с Хлоей. Человека, который велел собственным слугам скрыть под масками лица и схватить Хлою.
Ворон часто бывал в саду герцогов Суиратонских. Бывало, стаскивал кое-что блестящее у зазевавшихся людей — сережки с ярким камешком у служанок, начищенные до жаркого блеска ложечки у кухарки.
И обручальное кольцо Мишеля стащил, когда тот, напившись пьяным, уснул а беседке, укрывшись от палящего солнца в тени плюща, заткавшего резные столбики, поддерживающие крышу.
Ворон был старый и много повидал на своем веку. Когда-то он даже был домашним, ручным и жал в клетке, которая стояла на письменном столе ученого. Учёный был такой умный, что сумел обучить свою птицу почти всем буквам, и поэтому ворон, утащив кольцо Мишеля, сумел прочесть на нем гравировку: вечная любовь, Мишель и Хлоя.
Робер встрепенулся; в голове его тотчас начал складываться какой-то план, ещё неясный, нечеткий, но Робер уже точно знал, что это кольцо ему пригодится как нельзя кстати. Поторговавшись добрых четверть часа, он выменял это кольцо на крохотное зеркальце, и, чтоб не потерять, надел его себе на палец.
За отдельную плату — сломанную серёжку, — старый ворон согласился указать Роберу, где прячется Мишель, оставшийся без крыши над головой. Дом его, конечно, сгорел не полностью, но после того, как его мать подстерег, поджёг и обезглавил Дракон, возвращаться туда Мишель боялся. И даже вожделенный шкаф красного дерева не мог изменить его решения.
Разузнав все, что ему было нужно, Робер закаркал, созывая свое крылатое воинство, и воронье ответило ему громкими зловещими криками. Сорвавшись с насестов, с крыши, они некоторое время кружили над башней, устроив перекличку, а затем всей чернокрылый стаей взмыли в небо и исчезли там, растворившись в грозных синих дождевых облаках.
* * *
Где мог спрятаться Мишель, внезапно лишившийся вновь обретенного богатого дома? Разумеется, в дешёвой гостинице, каких по Суиратону было превеликое множество. В портовом городе вечно толклась куча народу, самого пёстрого и разношерстного люда, всякого сброда, что стекался со всех концов страны в крупный порт — ловить свою удачу за хвост.
Вот в это-то толпе Мишель и решил затеряться.
Уплыть из Суиратона он не мог. В кармане его уныло брякали последние гроши, ведь он как раз играл в кости в кабаке, когда Дракон укокошил Зизи. В тот день Мишель выиграл, но немного — ровно столько, сколько хватило ему на самую дешёвую комнату в самой дешёвой гостинице на самой грязной улице города, носящей название Кривая.
Стиснутая каменными серыми уродливыми домами, эта улица протискивалась, вихляясь, меж угрюмыми фасадами, и была так крива, что по ней было впору ходить лишь пьяным.
К тому же, из-за неровно наляпанных вдоль нее домишек, она изобиловала темными углами, в которых могли поджидать припозднившегося путника негодяи с целью пощупать его карманы.
Идеальное место для таких прохвостов, как Мишель.
Он, хоть и разодетый в герцогский одежды, а от местных бандитов отличался мало. Его кроткий взгляд, шелковые светлые кудри, ангельская улыбка могли обмануть наивную Хлою, но не обитателей Кривой улицы. Стоило только столкнуться с Мишелем в местечке потемнее и побезлюднее, и увидеть, как его холеные ручки выхватывают словно из ниоткуда, из воздуха, остро отточенный нож, как никаких сомнений на его счёт не оставалось.
Итак, Мишель затаился.
Вернуться в дом Суиратонских герцогов и разжиться там золотишко он слишком боялся; уйти, уплыть из города и затеряться на дорогах страны ему было не на что. Оставалось одно — ждать. Улучшить момент, вернуться и ограбить дом.
О Хлое Мишель почти не вспоминал; юная красота его молодой жены не тронула его сердца. Любовные игры с нею ничем не отличались от прочих, с такими же наивными и доверчивыми девушками, коих в жизни Мишеля было преогромное количество. Он потерял наследство Суиратонов, потому как в дом вернуться боялся, но сильно о том не печалился. Самое удачное, что Хлою он вычеркнул из жизни, получается, просто так, задешево, но и это обстоятельство не трогало его сердца. Ему было все равно.
О кончине Зизи Мишель тоже не сильно печалился. Удирая из подожженого драконом дома, где остывал обезглавленный труп его почтенной матушки, Мишель мимоходом прихватил шкатулку с побрякушками, которую и пропил в три дня, громко отмечая упокоение родительницы.
