Хлоя, единственная дочь герцога Суиратонского, владелица доброй половины всего Суиратона, осталась без отца весенним ясным днем.
Солнце уже припекало землю, слизывая остатки снега, но море все еще было холодно и темно, его свинцово-серые воды были тяжелы и горьки, как слезы юной красавицы, потерявшей близкого человека.
Мать Хлои умерла давно, и вместо нее отец по прошествии какого-то времени привел в дом скромную госпожу Зизи — деловитую, работящую женщину в возрасте. На герцогиню она походила мало, да герцогу, скорее всего, нужна была не любимая — любовь он утратил вместе с покойной герцогиней, — сколько экономка, аккуратно ведущая его дела.
Иногда казалось, что Зизи до ужаса глупа; даже одетая как подобает жене герцога, она казалась рядом с Хлоей неотесанной деревенщиной, служанкой, и ее внимательные, какие-то мутно-карие глаза дрожали, как стеклянные глаза куклы, умеющей опускать ресницы. Многих вещей она не понимала; например, в толк не могла взять, отчего нехорошо повесить старую, немощную дворовую собаку, честно служившую семье долгие годы, но теперь слепую и глухую. По ее скромному разумению, все ненужные, потерявшие свои основные полезные качества изломанные вещи, стоило тут же уничтожить, раз пользы от них никакой, и такие слова как «привязанность» и «милосердие» ей были непонятны и чужды. Зато она хорошо умела считать деньги и командовать работягами. Они вмиг поправляли дворовые постройки, рыли рвы и чистили колодцы, и это за небольшую плату!
У госпожи Зизи где-то был оставлен сын — Хлоя слышала о нем лишь краем уха, когда Зизи просила герцога принять мальчика в доме. Герцог буркнул что-то неразборчивое, и, как показалось Хлое, согласился — отчего же нет, все жене совсем чужой человек, — но «мальчик» в доме так и не появился. Хлоя подумала тогда — госпожа Зизи словно выпросила разрешение, а когда и воспользоваться — это она решит потом. Ее внимательные дрожащие глаза все так же пристально рассматривали мир, Хлою, и отчего-то она не казалась глупой в этот миг — нет. Она показалась девушке страшной.
Госпожа Зизи прижилась, хозяйкой себя показала добродушной и деловитой, Хлою обидеть или задеть не пыталась, и какое-то время самое знатное семейство Суиратона жило вполне себе сносно. Да, в скором времени все богатства герцога оказались у нее в руках и под замком, но стать суровой мачехой для Золушки она и не пыталась. Такие вещи выходят лишь у любимых женщин; скромной экономке провернуть такое было не под силу. Однажды она попыталась заикнуться, что герцог слишком много денег тратит на свою юную дочку, которой в ее возрасте пристало бы быть скромнее, но господин муж так выразительно посмотрел на госпожу Зизи, что она никогда более не осмеливалась озвучить что-то похожее.
Однако, возраст — а может, нечто другое, — с болезнями и немощью как-то незаметно подкрались к герцогу и источили его силы за какие-то пять лет. Из крепкого мужчины он превратился в слабого, хрупкого старика с белоснежными волосами, и ясно было всем, кто бы ни глянул в его черные упрямые глаза: дни его сочтены. Однако, даже находясь в таком незавидном положении, абсолютно бессильный, он сохранил здравый рассудок и стальную волю. Зизи, укрывшая его колени пледом и кормившая его бульонами, и слова боялась сказать поперек, когда он начал настаивать на составлении завещания — штуки мудреной и хитрой, — и скоро в его доме появились важные господа и даже главный судья города. И в их присутствии герцог Суиратонский четким, сильным голосом зачитал свою последнюю волю, из которой следовало, что все его несметные богатства, его титул, дом и прочая, прочая, прочая остаются дочери — юной Хлое. Только она вправе распоряжаться ими в полной мере и на свое усмотрение. Словом, герцог сильно озаботился тем, чтобы его юная дочь не превратилась в Золушку, вынув все ключи от кладовых и сокровищниц из цепких рук госпожи Зизи. Он был человеком грамотным и иногда читал сказки, еще не получившие своего пряничного блестящего лоска и отражающие всю правду жизни.
Словно в наказание за упрямство и такую осмотрительную практичность умирал герцог трудно и тяжело, мучился двое суток, прежде чем отойти в мир иной и оставить безутешную дочь и молчащую госпожу Зизи, сверкающую своими странными стеклянными безумными глазками.
Милая и неискушенная девушка, опечаленная кончиной отца, решила на некоторое время закрыться в опустевшем доме — покуда горе не утихнет. Госпожа Зизи с радостью в этом Хлою поддержала; юная герцогиня была слишком хороша собой и слишком богата, чтобы долго оставаться в одиночестве, выйди она в свет. Поклонники, пылкие воздыхатели и женихи тотчас вскружили бы наивной девушке голову и богатство ее — немыслимое, сумасшедшее, — тотчас уплыло бы из зоны досягаемости мадам Зизи, ушло б в руки самого пронырливого сладкоголосого пройдохи.
Впрочем, девушка и сама это понимала; несмотря на юный возраст и естественное желание нравиться, Хлоя не хотела скоропалительных браков, и ошибиться с выбором — тоже. Поэтому мир она решила познавать осторожно.
— А далее, — пел неприятным голоском градоначальник, аккуратно поддерживая под локоток господина Робера, — оказалось так, что в дом герцога все же явился этот юноша, Мишель, сын госпожи Зизи. Приятный молодой человек, ничего не скажешь, и в обращении ловок. Такой, знаете, какие девушкам нравятся — манеры, речь, голубые глаза, все зубы на месте, м-да… И поначалу он вроде как исполнял роль пажа, мальчика на побегушках. Подай-принеси-сделай. Проявил редкое рвение. Был исполнителен, угодлив и почтителен. Читал новомодные романы о любви и рыцарях вслух, знаете, которые так нравятся юным прелестным девушкам, и так заморочил голову юной Хлое, что она, запертая с ним наедине в четырех стенах, буквально в месяц влюбилась в него без памяти. Мадам Зизи рыдала, когда счастливые влюбленные дети у алтаря соединили руки и поклялись в вечной любви друг другу… Медовый месяц, увеселения… — голос градоначальника становился все тише, все вкрадчивее, — а взгляд — все внимательнее, все пристальнее, все страшнее. Для такого добродушного толстяка это был очень ужасный, ледяной взгляд, да и каким же ему прикажете быть, если градоначальник, по сути, доносил на беззаконие, которое под его носом провернула ушлая экономка и ее безродный сын! — Молодой муж и сейчас веселится.
— Но как… — не понял господин Робер.
— Очень просто, ваша милость, очень просто. Однажды супруги выехали на пикник — вы знаете, эта современная молодежь так помешана на этих картинках с цветами и бабочками, что каждый из них хочет стать частью этих картинок. Знаете, которые рисовальщики рисуют по пять монет за штуку, с голубками, котятами розами… Так вот, не успели они найти полянку поудобнее и поживописнее, где бабочек побольше, как налетели злодеи в масках, — градоначальник снова сделал многозначительную паузу, чтобы господин Робер смог по достоинству оценить масштаб плана негодяев, — напали, скрутили молодого мужа — тем более, что это было не так-то уж сложно, — а юной герцогине натянули черный мешок на голову и уволокли в неизвестном направлении.
— По-моему, — едко заметил господин Робер, — направление более чем известно. Вот же она.
— Вот, — с охотой подтвердил градоначальник. — Только что же я могу поделать теперь, когда имею на руках письмо от новоиспеченного молодого мужа о том, что он со всем уважением и почтением дарит свою молодую и прекрасную супругу Господину Дракону?
