Закусывая губы чуть не до крови, он утыкался лицом в смятую постель и заставлял себя думать, что она тут, рядом, обманывал самого себя, что слышит ее сонное дыхание и чувствует, как е ладонь скользит по его спине — и падал в пропасть безумия, понимая, что всего этого нет.
Это любовь? Эта странная болезнь, ломающая тело и душу, называется любовью?! Раньше ни одна женщина не вызывала у Данкана такой боли — и такого безумного, почти магического влечения, — как Клэр. Он чувствовал интерес, желание, страсть, но от всего этого можно было легко отказаться, если на горизонте маячило что-то более серьезное. Можно было столкнуть с колен любую наложницу, как бы красива она ни была. Можно даже из постели выгнать — даже из-за такой малости, как приказ повелителя явиться. Обычно Данкан долго приводил себя в порядок. Часом больше, часом раньше… Потом еще ожидание под дверями у Повелителя — он не всегда готов был дать аудиенцию Данкану тотчас же, даже если сам его звал. И ради этого ожидания, которое Данкан проводил в волнении и размышлениях, он мог вытолкнуть из постели любую наложницу. Даже за миг до того, как она кончит.
Клэр — нет.
Теперь он сам не понимал, как у него хватило дух, как повернулся язык сказать — «прощай!». Как тело послушалось и как он смог уйти!? Наверное, не до конца верил, что уходит, не понимал; ждал, когда она остановит, крикнет — «вернись!». Этого ему очень хотелось бы; просто слова — «не уходи», — и он послушался бы, проглотил свою уязвленную гордость, и заставил бы ее сказать ему другие слова — голосом, полным изнеможения и неги, хриплым и срывающимся от страсти. Он заставил бы ее говорить все те ласковые слова, которые обычно говорят влюбленные женщины. Он заставил бы ее повторить то слово, от которого он стонал сильнее, чем от самой коварной и прекрасной ласки — «мой». Она назвала его своим, она ласкала и целовала его так ревностно, словно хотела своими поцелуями стереть все прочие с его губ, стереть память о них и саму мысль, что это может делать какая-то иная женщина… Как же она могла так запросто отказаться, отречься?
— Женщины! — яростно рычал Данкан, стискивая в кулаках ни в чем неповинную ткань роняя злые слезы. — К чему дарить любовь, если это всего лишь игра?!
Время тянулось бесконечно, воспламененный разум отказывался думать о чем-то и о ком-то другом. И другую женщину он воспринял как приведение — отпрыгнул в страхе, когда та зашла к нему, принесла воду для умывания.
— Позволь, я причешу тебя, господин, — ворковала она, протягивая нежные руки к Данкану, но он отстранил ее, не дал коснуться своих волос.
С этой девушкой ему было хорошо. Она билась и плакала от удовольствия, всхлипывала и извивалась, когда он снова и снова брал ее тело, громко кричала от удовольствия или выдыхала свое наслаждение рваными горячими вздохами — все равно.
Но с ней не было обжигающего слияния, единения, когда дышишь одним дыханием, когда наслаждение становится общим, и гулкой страшной пустоты после ее ухода тоже не было. Не было ощущения, что тебя порвали надвое и заставили жить дальше калекой…
— Не тронь меня.
На глаза девушки набегают слезы, она растерянно мигает, радость свидания тухнет тотчас, и Данкан отстраняется от нее еще дальше, как от увядшего цветка.
— Ты больше не любишь меня? — шепчет она, и Данкан отрицательно качает головой.
— Я никогда не любил тебя, — как завороженный, шепчет он.
Данкан всматривается в ее черты, рассматривает каждую точку-родинку на ее щеке, каждый штрих, каким природа нарисовала милое личико этой девушки, и удивляется сам себе, как мог довольствоваться этой женщиной. Ее красота, ее молодость и прелесть никуда не делись, он видел их и сейчас, но это… это была не Клэр, это была не та женщина, что ему нужна, не то!
— Уйди, — резко велит Данкан, и в глазах девушки вспыхивает отчаяние.
— Но господин, — вскрикивает она, — я так хочу быть с тобой!
— Но я не хочу тебя, — зло шипит Данкан, извлекая из своей души пугающий драконий образ. — Я не хочу тебя!!
Его голос яростно грохочет, и девушка испуганно вскрикивает, заслоняясь руками от его гнева, от его ярости и его нечеловеческого лица. Клэр не напугалась его. Драконий образ ее не смутил, она ни на миг даже не подумала о нем дурно — так, как эта девчонка, в мыслях которой промелькнуло брезгливо-испуганное слово «монстр». Клэр приняла его, ни на миг не забыв, кто перед ней. Наверное, она даже не заметила разницы…
— Чего ты хочешь?! — задушенным голосом прошипел Данкан. Ему всегда с трудом давалась человеческая речь, когда он впадал в ярость, и только змеиное шипение лилось из горла, словно гаснущие под струей воды рдеющие угли. — Я отпускаю тебя! Больше не стану держать подле себя, ты свободна!
— Но куда же я пойду? — шепчет девушка, утирая заплаканные глаза.
— Сойдешь в первом же порту!
Он рванул к столу, на котором стояли его духи, лежали черепаховые дорогие гребни. Руки его тряслись, и он не смог сразу ухватить скатерть, поднять ее, чтоб добраться до тайного ящичка. Это привело его в такую ярость, что он с воплем рванул нарядную ткань, сдирая ее прочь со столика. На пол посыпались его гребни и оглушительно запахло разлившимися и перемешавшимися духами. С грохотом и звоном Данкан выдернул, вырвал этот потайной ящик, горстью запустил руку и вытащил целый ком золотых изделий.
— Держи! — он сунул этот сверкающий ком в руки оторопевшей девушке. — Теперь ты богата и свободна! Уходи!
— Но я хочу остаться с тобой, господи! — прошептала девушка. Она неловко держала в ладонях перепутанные золотые цепочки, колье с нанизанными на них кольцами, словно не понимая, что с ними делать дальше, и Данкан мучительно застонал, желая дат ей тотчас еще больше золота, столько, чтобы в ее глазах испарилась тоска и вспыхнул золотой огонек восторженной алчности.
Он ухватил первую попавшуюся шкатулку, задрал бесцеремонно юбку девушке и ссыпал золотые монеты ей в подставленный подол.
— Все тебе, — сухо, быстро, словно отталкивая девушку от себя словами, промолвил Данкан. — Только уходи.
Глава 10. Охота на Мертвого Бога
Боль не прошла, но Данкан научился терпеть ее. Вслушиваясь в нее, он понял, что теперь ему с ней жить вечно, и вряд ли когда-то она притихнет, уймется.
Что-то изменилось в мире, и Данкан сам изменился. Передумав все произошедшее, переосмыслив все, поутру он вышел из своей каюты больше Драконом, чем человеком.
Люди казались ему чем-то мелким и ничтожным, и он внезапно понял, что с удовольствием поотрывал бы им головы, чтобы они не докучали ему и не лезли с испуганными вопросами. Пламя первой любви опалило его сердце, напомнив, что мир полон не только беззаботными наслаждениями, но и разочарованиями, и ни за какие деньги не получишь желаемого, если на то есть чья-то чужая воля. Не получавший отказ никогда и ни от кого, не ведающий глубоких чувств, Данкан вдруг понял, насколько же это невыносимо, как это больно и тяжело — быть отвергнутым. Наверное, этого было достаточно, чтобы он повзрослел и понял, что он слишком отличается от людей.
