Приоткрыв глаза, Клэр обнаружила, что лежит навзничь на волнах, раскинув руки, а вместо колец долгого драконьего тела ее поглаживает рука Данкана. И сам он склоняется над нею, с трепетом вслушиваясь в ее затихающий дрожащий тихий стон, впитывая его, как самое откроенное, самое громкое признание. Его черные глаза смотрят испытующе, и Клэр краснеет, смущается, вспоминая свои резкие слова безжалостные слова, брошенные Данкану в лицо.
— Прости меня, — шепнула она. Только одним богам было известно, какого труда стоили ей эти два коротеньких слова. «Прости меня» — все равно, что признание в собственной неправоте, все равно что желание сложить оружие и стать покорной и мягкой, как воск. — Я твоя… твоя самка, Данкан. И всегда буду твоей. Просто… ты должен понять это… почувствовать… Мне сложно принять это так сразу, так быстро, как тебе хочется.
Ее темные глаза смотрели так умоляюще, что Данкан улыбнулся, смутившись собственной злопамятности, и склонился над Клэр, целуя ее прохладные губы.
— Не слишком ли много слов, — шепнул он, обнимая ее.
Море укачивало их, и Клэр, растворяясь в поцелуях и ласках Данкана, изумлялась, как можно утонуть в нем — ведь оно такое ласковое. Такое же ласковое и мягкое, как руки Данкана, поглаживающие ее спину, ее ягодицы, прижимающие девушку плотнее к горячему телу дракона. Его ладони осторожно, словно боясь, что она заметит, спустили с ее бедер трусики, и его рука легла на ее обнаженную кожу — там, внизу живота, чуть сжав пальцами чувствительное место.
Это было слишком откровенно, слишком прямолинейно. Данкан словно заявлял свою власть над нею — и Клэр оставалось только покориться.
— Я хочу тебя, Дракон, — агрессивно произнесла Клэр, чувствуя, как он дразнит ее, затягивая неторопливые ласки — и тут же вспыхнула, понимая, что он делает это нарочно, чтобы вытянуть из нее слова — признания, вынудить ее сказать то, что он давно хотел услышать, те слова, что ласкают не только его слух, но самолюбие. В его глазах угадывалась улыбка, и Клэр вспыхнула от негодования. — Ах ты, коварный, хитрый, негодный…
Ее сердитая воркотня позабавила его, Данкан, обхватив девушку, уложил ее в волны, целуя уже страстно, жарко, страстно, проникая языком в ее рот, сладко лаская ее язычок, которые говорил слишком много колких слов. Его рука скользнула по ее животу, так опасно и жадно, что Клэр не сдержала нежного стона, раскрывая перед ним ноги и нетерпеливо обнимая Данкана, приникая к нему всем телом.
— Моя самка, — торжествуя, произнес он.
— А ты — мой, — отозвалась Клэр. Она не желала ему уступать ни в чем, и, соглашаясь с его словами, тотчас выставляла свои условия. — Ты только мой, Дракон.
— Твой…
Его нетерпеливые руки уже ласкали ее тело под тонкой полотняной рубашкой, качающейся на волнах словно белый кусок паруса, оторванного бурей. Пальцы его, скользнув нежно по ее животику, опустившись вниз, меж ее ножек, нашли чувствительное местечко — Клэр казалось, что там все пульсирует о прилившей крови, возбуждение прибывает мягкими спазмами, — и погладили там так нежно, что девушка вскрикнула от сбывшегося желания. Ей казалось, что она хотела этого целую вечность, ждала, чтобы его руки ласкали ее, разжигая ее страсть так, что терпеть было уже невозможно.
Ее руки вцепляются в его мокрую одежду, волосы их перемешиваются в плещущейся воде, и любовники передают из губ в губы свои стоны нетерпения и наслаждения, наслаждения все лишь объятьями и прикосновениям друг к другу, которые после разлуки казались слаще самых откровенных ласк. Его рука становится настойчивее, она поглаживает все сильнее, и Клэр вскрикивает, когда его пальцы покидают горячее местечко, а место них, в ее лоно нетерпеливо и, пожалуй, грубо толкнулся его напряженный член.
Волны подкидывают их обоих, и Клэр снова протяжно стонет, потому что ей кажется — это Данкан поднимает ее и опускает, заставляя принимать его все полнее, все глубже. Клэр чувствует жесткий член, движущийся в ней. Море жадно и страстно ласкается к ней — совсем как Данкан, потерявший от страсти голову и исцеловывающий и чуть покусывающий ее шею, ее грудь, жадно стискивающий ее мягкие ягодицы, — и Клэр чувствует, как горит и пылает от страсти ее кожа, которую даже море остудить не в силах. Ей кажется, что еще немного — и страсть разорвет ее тело, расплавит ее. Наслаждение, наступившее слишком быстро, становится нескончаемо-долгим, почти безумным, насыщенным, таким сильным, что разум не может справиться с его потоком, и Клэр на миг кажется, что мир вокруг нее исчезает.
Придя в себя, она слышит свой голос; он дрожит и зовет Данкана, но Дракон не отзывается, продолжая самую сладкую в мире пытку. Девушка ощущает сильные настойчивые толчки в воем теле, жадные руки, стискивающие ее и утаскивающие под воду — туда, где дышать возможно лишь одним на двоих дыханием, слившись в поцелуе. И Клэр покорно приникает к его губам, хотя ей хочется кричать во весь голос от нестерпимо-прекрасного удовольствия. Волны выкидывают их на поверхность и Клэр кричит, трепеща в руках Данкана, выказываю свою слабость и признвая его полную власть над собой.
Она разводит дрожащие колени шире, и Данкан, припав к ее шее долгим чувствительным поцелуем, движется в ней, ласкается об нее всем телом, зажигая в ней новое чувственное удовольствие, и Клэр закрывает глаза, покоряясь ему,
Пальцы их рук любовно переплетаются, и Клэр замирает, подставляет свое лицо под его жадные поцелуи, чувствует, как тело его становится все жестче и напряженней, как Данкан дрожит под ее руками, как жадно вжимается в ее раскрытые бедра — и как замирает, присоединившись к ее наслаждению, выдыхая ее имя снова и снова.
Глава 12. Месть Иулиты. Ложь
Команду Клэр выловили из моря, и Барнса — в том числе, хоть и последним. Его появление на борту судна Его появление на борту судна сопровождалось хохотом и насмешливыми криками.
— Ты посмотри, как он вырядился! — кричали моряки, показывая пальцами на еле ворочающегося на мокрой палубе бывшего капитана и хохоча во всю глотку.
Вместо рубашки на нем так и был надет необъятный лиф розового «Красивого Платья». То ли потому что прежняя его одежда таинственным образом куда-то испарилась, то ли пираты, желая унизить его еще больше, нарочно все его вещи выкинули в море, и ему просто пришлось ходить в образе роковой красотки.
«Вряд ли вы смеялись бы так, — зло подумал Барнс, кое-как поднимаясь на ноги и затравленно озираясь по сторонам, — если б знали, как я прирезал Мертвого Бога, которого вы все так боитесь!»
— А ну, тихо там! — голос Патрика взлетел над толпой, как плеть, и разве что не щелкнул, разгоняя праздно шатающихся матросов. — Все по местам!
Люди, повинуясь его приказу, тотчас разбежались, исчезли, а мокрый Барнс, тяжело дыша, с ненавистью уставился на нового помощника капитана, который, в свою очередь, с неприязнью рассматривал бывшего капитана.
— Вот, значит, какие люди возвышаются, — зло проговорил Барнс, осматривая новенькую, с иголочки, форму, ловко сидящую на Парике, его шляпу, из-под которой выбивался непокорный вихор, снежно-белый на фоне загорелого орехового-темного лба. — При мне ты был годен только на то, чтоб драить палубу!
